«Русские стяжали право считаться непобедимыми»
Во Франции Бородинскую битву, точнее – битву у Москвы (причём имеется в виду не город, а река Москва), традиционно считают своей победой. С формальной точки зрения они правы: ведь русская армия отступила, а французская продолжила отступление и вошла в Москву. Французы достигли конечной цели своего похода, как им казалось, а русские эвакуировали свою древнюю столицу.
Победа, которую не заметил сам Наполеон
Но современники, особенно участники этой битвы с французской стороны, конечно, хорошо видели, что русские не были разгромлены. Настоящая победа предусматривает, что победившая армия преследует побеждённую и берёт в плен её отставших бойцов. Ничего подобного после Бородина не было – русские организованно отступили, а не бежали.
Более того, вечером того же дня, 7 сентября (26 августа по русскому стилю) 1812 года, когда состоялась битва, Наполеон приказал своим войскам очистить пункты на Бородинское поле, занятые днём, и отойти на исходные позиции. Он боялся ночной атаки русских войск. В то же самое время Кутузов планировал на следующий день атаковать врага и даже издал об этом соответствующий приказ! Лишь поздно ночью, узнав о жестоких потерях своей армии, он счёл за лучшее продолжить своё отступление.
То есть, если французы победили, то они этого сначала даже не поняли! И много лет спустя, уже в ссылке на острове Святой Елены, диктуя своему биографу, Наполеон не называл битву у Москвы своей победой. Уж он-то хорошо знал, что такое победа! «Французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право считаться непобедимыми», – вот как он выразился об этом сражении. Только «достойной одержать победу» считал Бонапарт свою Великую армию, но не победившей в подлинном смысле этого слова.
Свидетельства участников битвы
Восторженный почитатель Наполеона, один из его адъютантов граф Филипп-Поль де Сегюр считал, что победить у реки Москвы Наполеону помешала его простуда: «Русская осень взяла над ним верх! Без этого, быть может, вся Россия склонилась бы перед нашим оружием на московском поле... Его снедала лихорадка, которая подавляла его дух и истощала его силы во время битвы».
Тот же Сегюр пишет, что настроение уцелевших французских солдат после битвы совсем не было похоже на настроение победившей армии: «При виде императора даже раздались крики торжества. Но эти крики были редкими, так как в этой армии… каждый судил о положении всех. Французские солдаты не обманывались. Они изумлялись тому, что так много врагов было перебито, так много было раненых, и так мало пленных! … А только по числу пленных и судили о победе. Убитые же скорее доказывали мужество побеждённых, нежели победу. Если остальные смогли отступить в таком порядке, гордые и не упавшие духом, то какая польза была в том, что поле битвы осталось в наших руках?»
Арман де Коленкур, бывший посол Франции в Петербурге, во время войны находился в свите Наполеона. На Бородинском поле он потерял своего брата – генерала. Коленкур свидетельствовал: «Ещё никогда мы не теряли в одном сражении столько генералов и офицеров… Император много раз повторял, что он не может понять, каким образом редуты и позиции, которые были захвачены с такой отвагой и которые мы так упорно защищали, дали нам лишь небольшое число пленных… Численность всех корпусов сильно сократилась. Слава стоила ему дорого. Остановленный вчера вечером неприятелем, который в своём отступлении не оставлял за собой ничего, он был теперь уверен, что это кровопролитное сражение не будет иметь других результатов, кроме того, что даст ему ещё некоторую территорию».
Итак, участники сражения с французской стороны не обманывались в тот момент насчёт того, что их победа при Бородино, если это вообще можно было назвать победой, в лучшем случае пиррова.
Свежие комментарии