…8 мая 1945 года, 24 часа. Широко распахивается боковая дверь обширного помещения офицерской столовой, превращенной в актовый зал, стены которого украшают государственные флаги СССР, США, Великобритании и Франции. Входят полномочные представители Верховного главнокомандования вооруженных сил союзников по антигитлеровской коалиции.
В центре стола сел Г. К. Жуков, по обе стороны от него – А. Теддер и Ч. Спаатс, Ж. Делатр де Тассиньи и далее справа – А. Я. Вышинский.В зале уже установлены прожекторы, доставленные из императорской канцелярии. Такова ирония судьбы: когда-то ими подсвечивались съемки торжественных выходов Гитлера для приема генералитета, марионеток из оккупированных фашистами стран и нацистских руководителей, а сейчас с помощью той же осветительной аппаратуры Р. Л. Кармен, Н. А. Вихирев, Н. П. Киселев и другие наши и зарубежные кинооператоры снимали последний «выход» представителей «третьего рейха»…
С председательского места поднялся маршал Г. К. Жуков. Он открыл заседание:
- Мы, представители Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил и Верховного командования союзных войск, уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции, принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования. Пригласите в зал представителей немецкого главного командования.
Неумолчно жужжат прожекторы и трещат кинокамеры. Кинооператоры стараются не пропустить ни одной детали этого исторического события. Взгляды всех устремлены на боковую дверь, откуда должны появиться те, кто олицетворял в мире самые черные силы реакции. Все интересно, как поведут себя теперь представители поверженного рейха.
Советские офицеры настежь открыли дверь, и в ней показываются члены фашистской военной делегации. Они входят один за другим, точно соблюдая субординацию. Впереди, стараясь держаться как можно прямее, вышагивал бледный, как бы припудренный мелом, в расшитом золотом парадном кителе, с двумя рядами орденских нашивок, генерал-фельдмаршал Кейтель. Он чинно поднял вверх фельдмаршальский жезл, приветствуя представителей Верховного командования советских и союзных войск, сел за короткий стол у двери, отведенный для немецкой делегации, а на него перед собой положил жезл.
Сидевший рядом с нами генерал-полковник М. С. Малинин тихи проговорил:
- Много амбиции, мало амуниции…
Семеня ногами, за Кейтелем двинулся Штумпф. Он явился без украшений на генеральском мундире, даже без единой орденской планки. Шагнув к столу, он грузно опустился на стул. Третьим в зал поспешно вошел, озираясь по сторонам, весь в черном, Фридебург. Печать уныния и крайней подавленности лежала на всем облике адмирала. Он оглядел зал опустошенным взглядом и медленно уселся. Одновременно с ними появились три рослых адъютанта с какими-то пухлыми папками и стали за спинами своих шефов.
На минуту в зале установилась тишина. Лишь представители стран-победительниц переговаривались между собой. Николай Эрастович Берзарин смотрел на Кейтеля и его компанию с презрительной усмешкой. Я наклонился к нему и спросил шепотом:
- Неужели не заметили?
- Узнают. Осмотрятся и узнают, может, только виду не подают…
Дело в том, что при подготовке здания к процедуре возник такой, казалось бы, несложный вопрос: какой мебелью обставить зал. Естественно, учитывая международный характер предстоящего события – да и, чего греха таить, даже и из соображений престижа, - хотелось все сделать получше и, как говорится, не ударить лицом в грязь. Но где раздобыть хорошие однотипные стулья для всех гостей, которых ожидалось около двухсот? Не из Москвы же их везти! В ходе обсуждения этого вопроса заместитель командарма генерал А. Б. Баринов бросил реплику, вроде бы и не относившуюся к меблировке:
- Не здесь бы надо было проводить подписание акта.
- Это почему же? – спросил Берзарин.
- Приятно, конечно, что выбрали здание штаба Пятой ударной армии для такого исторического события. Но лучше было бы провести все это в имперской канцелярии. Именно там, где замышлялась и планировалась заправилами «третьего рейха» вторая мировая война. Но канцелярия сильно разрушено. Жаль!...
И вдруг вмешался в разговор начальник политотдела армии генерал-майор Е. Е. Кощеев, предложил:
- Но ведь хотя мы и разгромили ставку Гитлера, однако многое в ее комнатах и подземельях осталось целехоньким. Там и ковры любых размеров, и кресла, и стулья, и столы. Можно все это вмиг доставить сюда. Пусть гитлеровские делегаты идут капитулировать по тому же ковру, по которому когда-то ходили докладывать фюреру о военных планах. В этом есть и политическое звучание…
Мы с Н. Э. Берзариным поддержали эту мысль. Комендант имперской канцелярии подобрал в нужном количестве соответствующую мебель, и она была доставлена в штаб, как и 120-метровый темно-коричневый ковер из кабинета Гитлера, который с трудом подняли 15 наших красноармейцев.
Вдруг мы заметили, что Кейтель бросил быстрый взгляд на ковер, помрачнел и что-то шепнул Фридебургу. Тот внимательно посмотрел вниз, весь передернулся и, повернувшись к своему адъютанту, что-то сказал. Они стали тихо переговариваться. Лицо у стоявшего за Кейтелем адъютанта с аксельбантами исказилось, замет он беззвучно заплакал.
- Узнали, еще бы не узнать, - проговорил Н. Э. Берзарин. – Знакомая мебелишка. Еще недавно они считали честью на ней восседать, а сегодня, пожалуй, чувствуют себя как на шипах…
С председательского места снова поднялся Георгий Константинович Жуков и сказал:
- Сейчас предстоит подписание представителями верховного главнокомандования германской армии акта о безоговорочной капитуляции вооруженных сил Германии.
Эти, как и все последующие слова маршала переводил на английский язык А. Теддер, а на немецкий – один из советских переводчиков.
Мы давно обратили внимание, что Г. К. Жуков ни разу не посмотрел в сторону немецкой делегации, и удивлялись его выдержке: неужели неинтересно взглянуть на представителей рейха, хотя бы из чувства любопытства? Но вот Георгий Константинович, наконец, впервые повернувшись к ним, сказал:
- Имеете ли вы на руках акт о безоговорочной капитуляции, изучили ли его и имеете ли полномочия подписать этот акт?
В глазах Кейтеля промелькнули растерянность и бессилие. Приподнявшись, он выдавливает из себя: «Яволь…» - и передает на стол представителей союзного командования письменное полномочие гросс-адмирала Деница.
Немецкое «яволь» по смыслу означает наше «так точно». Этим словом обычно отвечали, вытянувшись в струнку и щелкнув каблуками, немецкие солдаты своим командирам, офицеры генералу. «Яволь!» - отрапортовал фашистский генерал-фельдмаршал из прусско-юнкерской помещичьей семьи Вильгельм Кейтель советскому маршалу, крестьянскому сыну Георгию Жукову.
О, если бы раздвинулись стены военно-инженерного училища и это слово, произнесенное от имени поставленной на колени фашисткой Германии, могли бы услышать все, кто все еще в те минуты последние ожесточенные бои с остатками недобитого врага, все вдовы, матери и сироты, и те наши славные пограничники, которые до последнего дыхания сражались на своих заставах в сорок первом, и те советские воины, которые, отходя с боями, погибали сами, но изматывали врага… Если бы разверзлась земля под памятниками и обелисками, если бы из бесчисленных, рассеянных по всей стране одиночных и братских могил поднялись миллионы жертв кровавого гитлеризма, а из рвов концлагерей, возродившись из пепла, встали бы бесчисленные когорты узников… Десятки миллионов погибших имели бы право принять эту капитуляцию германского фашизма, ввергнувшего народы в пучину самой ожесточенной в истории войны…
Но законы бытия неумолимы… Ушедшие из жизни не возвращаются.
Г. К. Жуков, просмотрев врученный ему документ, подтверждающий полномочия делегации немецких вооруженных сил, передал его представителям американского, английского и французского главного командования союзных войск. В ту же ночь я с группой генералов читал этот документ за подписью гросс-адмирала Деница. В нем обращало на себя внимание одно, казалось бы, малоприятное обстоятельство. «Правительство» Деница, существовавшее около семи суток, не только не смогло заняться «управлением» Германией, но и не успело наладить собственную канцелярию, даже бланки не заказало. Текст был напечатан на старом бланке, а под его шапкой машинистка, забив слово «Берлин», допечатала: «Главная ставка». В распоряжении этой новообразованной «ставки» практически не было сколько-нибудь значительных вооруженных войск.
- Предлагаю представителям германского верховного главнокомандования подписать акт о безоговорочной капитуляции, - сказал Г. К. Жуков.
Внимание всех вновь перемещается на сто, за которым сидят Кейтель, Штумпф и Фридебург. Красный от возбуждения, Кейтель приподнимается, произносит: «Яволь, яволь…» - и тут же опускается на стул. Не поворачиваясь, он протягивает назад руку, в которую адъютант вкладывает авторучку, а другой рукой втискивает в глазницу старомодный монокль.
К маршалу Г. К. Жукову подошел и, наклонившись, что-то сказал А. Я. Вышинский. Они перебросились несколькими фразами, а потом Георгий Константинович громко сказал:
- Не там, а здесь. Я предлагаю уполномоченным германского главнокомандования подойти сюда и тут подписать акт о безоговорочной капитуляции.
Маршал указал на один из столиков. Уполномоченные фашисткой Германии поднимаются и, ступив на дорожку, по которой им не раз доводилось ходить в кабинете Гитлера, медленно идут к маленькому столику, приставленному к главному столу, за которым сидят принимающие капитуляцию полномочные представители союзного командования.
Кейтель, присев на край стула, неторопливо подписывается под актом.
Много подписей поставил генерал-фельдмаршал за годы войны под приказами и распоряжениями генерального штаба. Иные их них с зловещими словами «учитывать, что…на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит…смертная казнь…устрашающее воздействие» унесли из жизни миллионы ни в чем не повинных людей. За такие «автографы» Кейтеля его имя уже будет проклято в веках. Но и эта подпись под актом о безоговорочной капитуляции чести ему не принесет.
Но позерство в натуре Кейтеля. Пока на столике раскладывают очередные экземпляры акта, он продолжает рисоваться, по-петушиному вытягивает голову, старательно демонстрируя «непокоренность»…
Вторым акт подписывает Фридебург. На его лице – тупая покорность, уныние… еще недавно он был не таким: лично давал указания командирам подводных лодок выходить в засады и топить военные, транспортные, пассажирские и госпитальные суда. Докладывая об успешных действиях фашистских подлодок Кейтелю, он даже приплясывал, как свидетельствуют очевидцы.
За тем же столиком, опустив плечи, сидит Штумпф. Он один из фашистских представителей, кто оживленно шарит колючими глазами по залу заседаний, искоса рассматривает Жукова, Теддера, Спаатса, Тассиньи, Вышинского. Почти не глядя, Штумпф размашисто подписывает все девять экземпляров один за другим, всем своим видом выдавая единственное желание – скорей бы конец.
Ну вот уполномоченные фашистского главного командования вернулись на свои места. Теперь все внимание сосредоточено на представителях держав-победительниц. Первым под актом ставит подпись Г. К. Жуков, затем остальные. Напряжение в зале сменилось веселым оживлением. Церемония завершается.
Подозвав к себе одного из генералов, Георгий Константинович вполголоса говорит:
- Акт подписан и вступает в действие сегодня. Представителям германского верховного главнокомандования нужно немедленно отдать распоряжение своим войскам о прекращении огня и организованной капитуляции.
Фашисткой делегации переводят слова маршала. Вскочив с места, Кейтель громко произносит: «Яволь» - и тут же отдает приказание адъютанту. Тот кивает головой и стремительно исчезает в двери. Спустя минуту маршал Г. К. Жуков объявляет:
- Немецкая делегация может покинуть зал.
Больше ничего от них не требуется – делом построения новой, демократической Германии займутся другие люди, подлинные патриоты немецкого народа – коммунисты и антифашисты, люди с незапятнанной совестью, чистыми руками и благородными сердцами. Напрасно каркал в своем установочном выступлении 7 ноября 1943 года перед рейхслейтерами и гаулейтерами Германии начальник оперативного руководства ОКВ Йодль, что «капитуляция – это конец нации, конец Германии». Крах коричневого рейха не был концом страны, а стал началом ее возрождения на демократических началах.
Переводчики на разных языках повторяют фразу Жукова. Как и все другие, я внимательно гляжу на представителей фашистской делегации. Они поднимаются. Кейтель, став лицом к залу, снова – в который раз! – поднимает свой жезл и картинно тычет им два раза перед собой в пространство. Когда через минуту в дверях исчезли и Штумпф, и Фридебург, и их безмолвные адъютанты, маршал Г. К. Жуков провозгласил:
- На этом позвольте заседание объявить закрытым…
Все встают. Ликование. Слышится громкой «ура!». На разных языках раздаются возгласы: «Да здравствует наша Победа!», «Пусть вечно живет дружба союзных стран, народов и армий!».
Неожиданно с балкона грянул духовой оркестр. Он играл государственные гимны Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Франции. И снова бурная овация, возгласы «ура!».
Маршал Г. К. Жуков поднимает руку. Обращаясь к представителям союзного главнокомандования, генералам, дипломатам и представителям прессы, он произносит:
- Через час прошу по русскому обычаю закусить, чем тыл послал…
Все встают и направляются к выходу. Ко мне подходит доктор исторических наук профессор А. С. Ерусалимский – один из крупнейших ученых по новой и новейшей истории Германии. Я знал его еще до войны по работе в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, где он был начальником кафедры международных отношений. Взяв меня под руку, Аркадий Самсонович сказал:
- Безмерно рад, что стал свидетелем столь важного события, которое без преувеличения имеет мировое значение… В этом зале каждый предмет имеет историческую ценность, и для потомков нужно бы все это сохранить…
Мы оказались рядом с креслом председательствующего. Я взял со стола авторучку, которой Г. К. Жуков только что подписал акт, и вручил ее профессору:
- Возьмите на память. Думаю, что вы ее сбережете как одну из дорогих реликвий.
- Спасибо. Это такая ценность!
Зал постепенно пустеет. Заместитель командующего 1-м Белорусским фронтом по тылу генерал Н. А. Антипенко приказывает открыть окна и проветрить помещение:
- Чтобы и духа фашистского не осталось. Сейчас наше великое торжество!
Вскоре от штаба отошла машина. Офицер, находящийся в ней, как драгоценный груз держал пакет, в котором был запечатан подписанный акт. Рано утром его самолетом отправят в Москву…
…«Закусить чем тыл послал». Эти слова были точны. Жуков заранее приказал, чтобы ни один грамм продуктов, ни одна бутылка вина из трофейных запасов не были поданы на праздничный стол, а все было наше, советское, отечественное. Хозяйственники фронта и военторга отобрали на базах нужный ассортимент продуктов, многое было доставлено для банкета из Москвы на самолетах. Как только зал опустел, его заполнила команда красноармейцев. За один час нужно было убрать помещение, заменить столы, накрыть их и сервировать на 200 человек. Уже через двадцать минут зал нельзя было узнать. Еще во время заседания на большой закрытой веранде, примыкающей с тыльной стороны к залу, готовили столы. Теперь их вносили, через окна убирали лишнюю мебель. Вскоре сервировка был закончена. Осталось внести вазы с цветами и некоторыми блюдами. Выставили графины и бутылки с водкой и вином.
Я подошел к Н. Э. Берзарину. В это время начальник АХО штаба нашей армии майор Б. Р. Райхельд докладывал ему, что к банкету все готов, а потом спросил:
- А чем кормить немецкую делегацию – не красной же икрой?
- А в самом деле – чем? – пожав плечами и повернувшись ко мне, спросил Николай Эрастович, затем добавил: Подумать только, какие вопросы возникают при подписании акта о безоговорочной капитуляции!
Признаться, в таком деле я был плохим советчиком, так как тоже ничего не знал о принятых в таком случае нормах международного этикета. К тому же фашистская делегация по своему составу представляла собой группу не только сановитых гитлеровских военачальников, но и главных военных преступников.
Решили посоветоваться с маршалом Г. К. Жуковым. Вопрос оказался и для него неожиданным. Георгий Константинович пожал плечами… С минуту помолчав, сказал:
- Когда-то Гитлер с Кейтелем настолько верили в успех запланированного захвата Ленинграда, что заранее отпечатали билеты на банкет в «Астории». Не пришлось им праздновать в ленинградском ресторане. А теперь они побиты. Не будем мелочиться – кормите их всем, что подготовлено для банкета. И обязательно подавайте на тарелках с вензелями имперской канцелярии. Давайте без ограничения напитки. Пусть запивают свое поражение… Только я думаю, что это им впрок не пойдет!
Слова маршала оказались вещими. Прошло некоторое время, и мы узнали, что вскоре после возвращения под английским конвоем в западную зону Фридебург покончил жизнь самоубийством, бросившись в пролет лестницы. Кейтель, как известно, позже предстал перед судом Международного трибунала в Нюрнберге, и суд народов единогласно приговорил его к смертной казни через повешение. В ночь на 16 октября 1946 года приговор был приведен в исполнение….
(Ф. Е. Боков «Акт подписан и вступает в действие сегодня»)
(«1418 ДНЕЙ ВОЙНЫ» Из воспоминаний о Великой Отечественной).
Ганс Юрген Штумпф 23 мая 1945 года был арестован, привлечен к суду английского трибунала, но в октябре 1947 года был оправдан. Умер в возрасте 78 лет 9 марта в 1968 году.
Свежие комментарии