Если попытаться представить себе историю становления и развития российской внешней разведки в виде какой-то одной графической линии, то эта линия не была бы сплошной восходящей прямой. В истории разведки были свои взлеты и падения, свои периоды относительного, иногда довольно продолжительного «покоя».
Все это объяснялось конкретными историческими причинами.«В Европе XVIII века не было политического тела более массивного и менее подвижного, чем была Российская империя по своей обширности, по своему этнографическому составу, наконец, по своему политическому складу, — писал В.О. Ключевский. — Такие массивные тела как в природе, так и в истории движутся или покоятся больше по инерции, чем по воле своих двигателей»[36].
Век начался с бурных событий во время правления Петра, мощного «двигателя», поставившего перед Россией цель догнать Европу. Для осуществления этой цели требовалась прежде всего детальная достоверная информация о тех процессах, которые происходили тогда за рубежом. Многое из такой информации можно было получить только разведывательным путем. Поэтому именно в петровскую эпоху на российской внешнеполитической сцене появляется целая плеяда выдающихся личностей, таких как А.А. Матвеев, П.А. Толстой, А.Я. Хилков, И.Р. фон Паткуль, Ф. Беневени, имена которых занимают достойное место в истории отечественной разведки.
Петр придавал большое значение вопросам внешней разведки, хоть и не успел создать соответствующей государственной структуры. Многие из его начинаний не получили дальнейшего развития. Все, что осталось после Петра в плане организации внешней разведки, — это лишь отдельные имена, зачатки генерал-квартирмейстерской службы и воинский устав, утвержденный им 30 марта 1716 г., в одном из положений которого говорится, что «эта служба обязана… производить разведку».
При Петре I были также предприняты первые попытки иметь своих представителей при иностранных армиях. В роли военных агентов выступали дипломаты, которые одновременно выполняли и разведывательные задания.
После Петра в России наступает продолжительный период «инерции покоя». Общая слабость и противоречивость внешней политики этого периода отразились и на разведке.
Немецкое влияние надолго и прочно утвердилось в высших эшелонах власти. И только с восшествием на престол Елизаветы Петровны, «умной и доброй, но беспорядочной и своенравной русской барыни», по определению В.О. Ключевского, в России начинается некоторый возврат к традициям Петра Великого, но внешняя политика империи при Елизавете, по мнению многих историков, определяется не столько государственными интересами, сколько личными симпатиями и антипатиями императрицы. Внешняя разведка в этот период, как, впрочем, и всегда, находится в закономерной зависимости от общего внешнеполитического курса государства, и даже с приходом к власти Екатерины II, несмотря на заметную активизацию российской внешней политики, вопросам разведки уделяется сравнительно мало внимания. На юге, основными объектами имперских интересов были степное Причерноморье с Крымом и Северным Кавказом — области традиционного турецкого господства. Здесь вопросы решались в основном силовым, военным путем. На Западе, в Польше, имперская политика (раздел и передел Речи Посполитой) проводилась через доверенное лицо императрицы, одного из ее фаворитов — Станислава Понятовского, поставленного там у власти.
Европейские связи Екатерины II носили скорее идиллический, чем политический характер. Вскоре после прихода к власти она решила всерьез заняться реформаторской деятельностью — не только догнать, но и перегнать Европу. Для реализации этой цели она создала специальную комиссию и составила для нее «Наказ», идеи которого, намного опережая тогдашние формы государственного устройства в наиболее развитых европейских странах, представляли собой лишь далекий идеал передовых западноевропейских мыслителей того времени. Вслед за Монтескье Екатерина провозглашала принцип равенства всех граждан перед законом. Эта правовая норма никак не «вписывалась» в монархический образ правления и застряла в очередной российской ловушке «инерции покоя» более чем на двести лет.
В конце века французская революция надолго приостановила реформаторский «двигатель» в России. Екатерина была потрясена «злодейским умерщвлением» французского короля Людовика XVI, с ужасом отшатнулась от благих демократических намерений «Наказа», направив свои усилия на создание коалиции европейских монархий против Франции.
Оценивая итоги и последствия французской революции, российский посол в Англии граф С.Р. Воронцов, замечая, что «Франция как будто укушена бешеной собакой», в одном из частных писем (от 2 декабря 1792 г.) предрекал: «Зараза будет повсеместной. Наша отдаленность нас предохранит на некоторое время: мы будем последние, но и мы будем жертвами этой эпидемии».
Первые признаки «эпидемии» начали проявляться в конце XVIII века. Два князя Голицына с ружьями в руках участвовали в штурме Бастилии. Молодой граф П. Строганов, оказавшийся в это время в Париже, чуть ли не каждый день ездил в Версаль на заседания Национального собрания, вступил в клуб якобинцев и с восторгом писал: «Самый лучший день в моей жизни будет день, когда я увижу Россию, возрожденную подобной революцией». По улицам Парижа разгуливал будущий великий историк Н.М. Карамзин с трехцветной республиканской кокардой на шляпе. Любимый внук Екатерины, будущий монарх Александр I признавался, что он «с живым участием следил за французской революцией и что… желает успехов республике и радуется им».
Для Екатерины этого было более чем достаточно. Поэтому в конце своего правления она заботилась прежде всего об укреплении собственной безопасности, усилении ведомства внутреннего сыска «кнутобоя» Шешковского.
В этой обстановке вопросам внешней разведки отводилось далеко не первостепенное место. Разведывательная деятельность продолжалась, хотя носила в целом спорадический характер — отдельные лица, отдельные поручения. К ней по-прежнему привлекались люди, состоявшие на дипломатической или военной службе, наиболее надежные, способные, проверенные. Но это были в основном одиночки. Выполнение секретных поручений считалось делом весьма почетным как для представителей аристократии, царедворцев, так и, тем более, для выходцев из низших социальных слоев общества.
В этом отношении интересна судьба Тимофея Степановича Бурнашева, сына простого сибирского казака, разведчика глубинных районов Средней Азии, в сторону которых неизменно посматривало око двуглавого орла даже в тревожные времена «французской эпидемии». Ведь недаром, как заметил В.О. Ключевский, массивность российского «политического «тела» служила верным гарантом от всяких излишних движений». Приращение этой массивности за счет южных и восточных земель создавало искомые условия для внутреннего покоя.
В 1794 году управляющий Сибирским краем генерал Густав-Эрнест Штрандман получил высочайшее повеление о направлении в Среднюю Азию «под секретным видом экспедиции для узнавания сего края во всех отношениях». Среди кандидатур на выполнение этого сложного и небезопасного задания генерал остановил свой выбор на Тимофее Бурнашеве.
Тимофей в юности окончил с отличием Барнаульское горное училище, работал на руднике. Проявил изобретательность, создал специальную лабораторию по исследованию добываемых руд. Затем — служба в одном из отрядов Сибирского корпуса. И здесь он выделяется среди сверстников не только умом, но и хорошей военной подготовкой, отличными успехами в стрельбе, недюжинной физической силой. Тимофею был 21 год, когда генерал решил, что он будет наиболее подходящей кандидатурой для выполнения намеченной разведывательной миссии.
Подготовка к экспедиции проходила в обстановке строгой секретности. «Велено было мне назваться русским купцом, а между тем воспрещено даже любопытствовать о настоящем моем звании и мне не иметь ни с кем никакого обращения и знакомства, кроме главного правителя дел, — вспоминал Бурнашев. — …Отправка моя будет с Оренбургской линии из-под города Троицка, при купеческом караване татар. Наперво в Большую Бухарию, а оттуда через Самарканд, Ходжемент, Уратубу, Кокан — в Ташкентию. Из сего места через Туркестан, Киргизскою степью обратно в Россию». Вместе с Бурнашевым в разведывательную экспедицию отправлялся унтер-офицер Сибирского корпуса Безносиков.
Несмотря на принятые меры конспирации и тщательную подготовку, разведчики, прибывшие в Бухару под видом «русских купцов», вызвали подозрение у местных властей и были взяты под неусыпное наблюдение. В то время подобные меры принимались ко всем посещавшим Бухару иностранцам. К «русским купцам» приставили караул, запретили посещать город, в течение двенадцати дней они подвергались строжайшему допросу: кто они, куда следуют и зачем?
Но разведчики сумели выдержать проверку и рассеять имевшиеся в отношении их подозрения. Они даже удостоились благосклонной аудиенции самого бухарского эмира.
После аудиенции «купцы» получили свободу и несколько месяцев пробыли в Бухаре. «В сие время, — писал Тимофей Бурнашев, — успели собрать много нужных и любопытных сведений. Все путевые замечания делал я придуманными мною еще в России знаками, дабы никто не мог их читать, и даже товарищ мой не мог разбирать сего моего письма».
В мае 1795 года Бурнашев отправляется в Россию. Бухарские стражи безопасности принимают меры к тому, чтобы не допустить его возвращения на родину. Они организуют набег отряда киргизов Малой Орды на караван, в составе которого находился Бурнашев. Ночью у реки Сыр-Дарья Бурнашеву удается бежать, и он в одиночку добирается до Оренбурга.
Его «Замечания о пути по Бухарин» были срочно отправлены управляющему кабинетом императрицы, а он сам был щедро вознагражден за выполнение опасного задания.
В начале 1798 года инспектор Сибирской дивизии племянник А.В. Суворова князь А.И. Горчаков поручает Бурнашеву организовать новую секретную экспедицию в малоизученные районы Киргизской степи. Подготовка к ней заняла у Бурнашева около двух лет. Он должен был под видом посланника выехать к одному из киргизских султанов и по пути собрать через русских пленных как можно более полную информацию о «ташкентских землях» и секретных проходах через Голодную и Киргизскую степи.
Бурнашев с десятью казаками и султаном Букеем в течение полугода кочевал по безводным степным просторам, посетил Ташкент и вручил местному правителю послание Павла I.
По возвращении на родину он снова составил подробный отчет, который получил высокую оценку в Петербурге. Его секретные экспедиции во многом способствовали расширению связей России со странами Средней Азии.
Свежие комментарии