Любая война сжимает отдельные события до размеров столь малых, что порой трудно разглядеть их истинное значение. Долгие часы и дни, пропитанные кровью, страданием и подвигом ложатся на страницы военных сводок, в абзацы исторических многотомников. Такая участь — если не забвения, то «архивирования» — постигла и 10 августа 1914 года (по старому стилю), один из первых дней Великой войны (Керсновский А. А. — История Русской армии):
10 августа 15 армейский корпус завязал бой с 20-м германским у Орлау — Франкенау и на следующий день отбросил его. В боях у Орлау — Франкенау мы имели свыше 3000 убитыми и ранеными.
За этим коротким сообщением скрывается один из самых трагических и героических сюжетов русской военной истории. День славы русского оружия.
Русский полк на марше. Август 1914 года.
На границе пейзаж поменялся разительно. Ухоженные и аккуратные немецкие деревни выглядели яркими пятнами на фоне диковатой Ломжинской губернии. Солдаты с изумлением шли по чужой стране: «смотрели на немецкие, уютные крестьянские усадьбы с черепичными крышами и красивые шоссе, везде обсаженные фруктовыми деревьями» (из воспоминаний капитана А.А. Успенского, командира роты 106-го Уфимского пехотного полка). Немцы отступали без боя, а солдаты, по воспоминаниям современников, были в характерном «решительно-серьезном» настроении. Всем хотелось блеснуть отвагой, встретиться в открытом бою с опасным противником. В эти дни особенно отчетливо проявились идеалы «верности и служения», духа самопожертвования, в котором воспитывалось предвоенное русское офицерство.
Чувствовалось близкое присутствие немецких войск. Пехота, шедшая до этого тонкими ручейками вдоль обочин дорог, постепенно разворачивалась в цепи. 9 августа 15 корпус наконец вошел в соприкосновение с войсками генерала фон Шольца, но немцы в тот день вели себя нерешительно и опасливо — после незначительных перестрелок они отошли на 15 километров вглубь страны. Русские дивизии двигались вперед, стремясь как можно быстрее соединиться с частями 1-й армии генерала Ренненкампфа, обходившей Мазурские озера с противоположной северной стороны.
Не ожидая серьезного сопротивления, 10 августа 8-я дивизия начала медленно втягиваться в Орлау. В деревне была назначена первая днёвка за все время похода, о ней генерала Мартоса, командира 15 корпуса, буквально умоляли в полках. Мартос ждал упорного боя за Найденбург, но немцы сдали город, и по рассчетам главного штаба Орлау тоже пустовала.
На привале в Галиции (в центре знаменщик, видно георгиевское навершие).
Русское командование совершило непростительную ошибку, проигнорировав значение разведки. 8-я дивизия шла трехкилометровым фронтом (очень скученно) не на покинутую деревню, а ровно на позиции 37-й немецкой дивизии. Корпус генерала Фридриха фон Шольца имел приказ любой ценой удержать линию Орлау-Френкенау.
По вымершей улице деревеньки, которую и сейчас можно найти на карте Польши (Orlowo), днем 10 августа осторожно двинулись два батальона русского авангарда. Это и есть главные герои нашей истории — солдаты 29-го Черниговского полка. Из окон покинутых домов, из-за заборов и стогов на русских солдат внимательно смотрели дула немецких винтовок…
Краткая история полка из справочника 1909 года.
Несмотря на то что полк принимал разные формы и обличия, история его оставалась непрерывной на протяжении более чем 200 лет — в ней как в зеркале отражается русское военное прошлое. Черниговцы участвовали в сражении под Нарвой и Прутском походе, в турецких кампаниях, Отечественной войне 1812 года, обороне Севастополя в 1854–55 годах. В Крымской войне солдаты полка отчаянно дрались на Забалканской батарее и Камчатском люнете. В ту войну черниговцы потеряли убитыми и ранеными 3689 человек (фактически произошла полная ротация). Одна из улиц Севастополя названа в честь полка, его солдаты изображены на знаменитой панораме «Оборона Севастополя».
Памятное место Черниговского полка в Севастополе.
Полк отличился в боях многочисленных войн Российской Империи: после войны 1812 года ему были пожалованы Георгиевские знамена «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России»; в 1830 году на головных уборах солдат появилась надпись «За отличие» в Турецкой войне; первый, второй, третий и четвертый батальоны имели собственные наградные знамена за Крымскую кампанию: «За Севастополь в 1854 и 1855 годах».
До 1914 года черниговцы больше в кампаниях не участвовали, неся гарнизонную службу в Польше, но «охотники» из числа офицеров воевали и под Плевной, и под Мукденом.
Это скучное перечисление совершенно необходимо для того, чтобы читатель смог понять, что за полк входил 10 августа в Орлау. В Русской Императорской армии чтили полковую историю, а в случае с 29-м Черниговским предмет для гордости был более чем очевиден — один из старейших и славнейших полков среди 20-ти старейших полков в армии.
Это формировало и внутреннюю атмосферу в воинской части. Иосиф Руликовский, хорошо знавший многих офицеров полка в 20-х годах XIX века, оставил такую характеристику: Общество офицеров … гордилось мужеством и заслугами своих героических предшественников. Считая себя первой после старой царской гвардии воинской частью в государстве, объединенные одной общей мыслью, офицеры воспитывали и развивали и самих себя, и простых рядовых солдат в началах хорошего обращения и воинской чести.
Упомянутая связь с гвардией хорошо ощущалась в полку — к черниговцам переводились многие гвардейские офицеры, чей карьерный рост в лейб-формированиях тормозился. Для полковника Алексеева, командира Черниговцев в 1911–1914 годах, всю жизнь прослужившего в лейб-гвардии Литовском полку (командовал последовательно ротой и батальоном гвардейцев), вакансия командира 29-го полка стала достойным продолжением карьеры.
А. П. АЛЕКСЕЕВ, КОМАНДИР 29-ГО ПОЛКА.
Пожалуй, что единственной мрачной страницей черниговской истории оставалось 29 декабря 1825 года. Несколько офицеров во главе с командиром одного из батальонов Сергеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом подняли в полку восстание, ставшее органическим продолжением выступления декабристов на Сенатской площади. Мятеж стал единственным реальным действием «Южного Общества» и крайне неблагоприятно отразился на репутации полка. Чуть более десятка лет прошло с тех пор, как под Витебском лихим штыковым ударом солдаты полка отбили у французов русскую батарею, за что тогдашний командир черниговцев Иван Ушаков получил эполеты полковника. И вдруг несмываемое пятно мятежа!
Современники говорили, что одна из причин бунта — распущенность, воцарившаяся в полку в послевоенное время. Возможно, это обвинение небеспочвенно, но основной причиной, конечно, являлась «темнота» солдатской и унтер-офицерской массы, на которую давили непосредственные начальники (офицеры-мятежники) — прямыми приказами, подкупом и… водкой. От участия в мятеже уклонилась только гренадерская (мушкетерская) рота капитана Козлова (позднее в полном составе переведена в гвардию). Опешившие солдаты, с трудом понимавшие происходящее, не участвовали в расправе офицеров над командиром полка Густавом Гебелем и вообще вели себя довольно пассивно, что и спасло большую часть нижних чинов от сурового наказания (900 черниговцев перевели на Кавказ). Сомнительная известность, однако, сохранилась: потомки знают Черниговский полк именно благодаря его участию в восстании Муравьева-Апостола. «Сенатская площадь» и «Черниговский полк» — имена нарицательные в «декабристской» истории. Постараемся исправить эту чудовищную несправедливость и вернемся в 10 августа 1914 года.
***
…Авангард 29-го Черниговского полка, первого полка 8-й дивизии, около 16:00 зашел в Орлау. Немцы подпустили стрелков вплотную к своим позициям. Теплый августовский воздух разрезала первая очередь пулемета, ей завторили винтовки егерей. Завязался ожесточенный бой, быстро перешедший в рукопашную схватку. Немцы первые, пользуясь внезапностью своей атаки и тяжелым эффектом ружейного огня, бросились в штыки.
Полковник Алексеев, командир черниговцев, напряженно наблюдал за боем, в который постепенно втянулись все его батальоны и соседний 30-й пехотный Павловский полк. Основная схватка развернулась на просторах Лувенского поля и за обладание прилегающими высотами, но отдельные очаги боя возникали на огромном пространстве, то тут, то там, разгораясь и затухая. Строй полков в сумятице горячей схватки совершенно перемешался. Артиллерия самоотверженно била картечью, нанося колоссальный урон немецкой пехоте.
Русские солдаты дрались отчаянно, но замешательство, возникшее в первые минуты, и более выгодная немецкая позиция заставляли полковника Алексеева сомневаться в исходе столкновения. Он не мог допустить поражения своего полка, впервые оказавшегося в бою со времен далекой уже Крымской войны. Не было и речи об отступлении.
Немцы в свою очередь держались с потрясающим упорством и самоотречением. Отринув всякую осторожность, они бросались на русские цепи. Германцев вели их офицеры, демонстрировавшие завидный пример мужества. Немецкий автор писал:
Командиры батальонов все до последнего выбыли из строя, вместе с ними многочисленные офицеры и сотни их верных егерей и мушкетеров.
Время шло, из жестокой схватки начали выходить первые малодушные. В любой момент цепи Черниговского полка могли дрогнуть. Первый бой и поражение? Невозможно. Отрывистые приказы: рядом с полковником Алексеевым появился подпрапорщик, держащий в руках массивное желтое древко. По ветру гуляло полотнище полкового знамени; сверкнула сабля командира; на винтовках знаменной полуроты засверкали штыки. Последний резерв полка — полурота и штаб (около 250 человек) — спускались в штыковой атаке на Лувенское поле.
Карта боя под Орлау. Нажмите для увеличения
ДЕРЖАНИЕ ЗНАМЕНИ У НОГИ.
Впереди цепи шел немолодой уже (в апреле ему исполнилось пятьдесят) Алексеев. Справа от командира шагал знаменщик, слева, оборачиваясь на цепь и подбадривая стрелков, полковой адъютант поручик Голубев. Цепь шла «по-скобелевски» лихо, поблескивая на солнце штыками.
Конечно, эта атака была «последним сном старого мира». Очень скоро машины, выплевывающие в минуту по несколько килограмм смертоносного свинца, отучили противоборствующие стороны не кланяться пулям, но в тот день на поле у деревни Орлау разворачивалась поистине величественная картина.
Как только последний резерв черниговцев поднялся в атаку, шею полковника обожгла пуля. К командиру подбежал фельдшер с бинтами, но Алексеев только раздраженно отмахнулся. Цепь продвигалась вперед под плотным огнем, стараясь максимально приблизиться к противнику и ударить в штыки. Не дойдя до вражеской позиции, Алексеев упал, смертельно раненный. Пуля разбила ему челюсть. Рота дрогнула и остановилась. Ситуация складывалась явно не в пользу черниговцев: они лишились командира и к тому же понесли большие потери, двигаясь вперед под огнем. Перед знаменщиками ясно стояла только одна задача — сохранить святыню полка любой ценой. Противоположная цель читалась в глазах немецких егерей: те двинулись к одинокой и прижатой огнем цепи знаменщиков. Прочие черниговцы, увидевшие над дымкой боя родное знамя, бросились к попавшей в беду полуроте.
«Как магнит притягивает железо, так и вид гордо реющего знамени неудержимо влёк к полковой святыне и немцев и Черниговцев» — писал в воспоминаниях полковник Богданович, адъютант штаба 8-й дивизии.
Вокруг знамени завязалась ожесточенная рукопашная схватка. Это был бой не ради победы. Это был бой за знамя.
Роман Гришин.
Р.S.
В статье нет полной картины боя. Восстановим этот пробел. Командир полка был ранен, а затем убит. Вокруг знамени закипел рукопашный бой. Поручик Голубев взял знамя у трижды раненого знаменщика, и упал, сраженный насмерть. Знамя подхватывает солдат, но и он погибает. Новый раненый знаменщик оторвал полотнище и спрятал его на груди. Немцы были отбиты, но знаменная группа была прижата пулеметным огнем к земле и осталась на нейтральной полосе. Ночью черниговцы вынесли знаменщика и пропитанное его кровью знамя.
30 августа остатки полка были окружены, и новый знаменщик вновь спрятал его на груди и вместе с ним попал в плен. Находясь ночью в сарае, он увидел полкового священника отца Соколова и, считая, что тому будет легче сохранить знамя, попросил батюшку взять знамя. Вскоре немцы отпустили священника, и он через Швецию вернулся в Россию. 29 сентября 1914 года священник представил Государю Императору знамя Черниговского полка. За спасение знамени отец Соколов был награжден наперстным крестом на Георгиевской ленте.
В.Бородько ( по материалом книги В.Н.Суряева "Офицеры Русской Императорской Армии 1900-1917 гг.").
Свежие комментарии