Возможно, самым интересным и дающим наибольшую пищу для выводов примером отождествления с агрессором в жизни Сталина является невероятное доверие по отношению к Гитлеру до того, как его войска напали на Советский Союз 22 июня 1941 года. Через шесть недель после вторжения Сталин признался американскому эмиссару в Москве Гарри Гопкинсу, что он не верил в нападение Гитлера (253, 335; ср. : 286, 227; 311, 211). Сталин открыто поведал: «Когда-то мы доверяли этому человеку» (157, 117). Такое доверие так никогда и не было надлежащим образом объяснено.
Многие историки даже отрицают само его существование. Например, Адам Улам полагает, что описание доверительного отношения Сталина к Гитлеру «В круге первом» Александра Солженицына является «абсурдным» (261, 122; 301, 529; ср.: 238, 72). Но психоаналитический анализ документальных свидетельств отношения Сталина к Гитлеру подтверждает версию Солженицына.
Похоже, Сталин игнорировал, по крайней мере частично, ощущение нависшего нападения. Он пренебрегал надежной информацией, поставляемой советской разведкой, в том числе армейскими разведданными с фронтов и донесениями знаменитого разведчика Рихарда Зорге из Токио. Он оставался глух к сведениям из дипломатических кругов, зарубежной разведки, зарубежных официальных лиц (включая Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля), немецких дезертиров с фронта и т.д. Уэйли (311) приводит в общей сложности 84 различных «предупреждения» о надвигающемся нападении со стороны Гитлера1. Рой Медведев утверждает, «что именно по вине Сталина нападение гитлеровской Германии на СССР оказалось внезапным, и наши войска не были готовы к его отражению, - этот непреложный факт признается в настоящее время историками всех направлений» (38, 407). Официальная советская «История Великой Отечественной войны» говорит, что Сталин сделал «большую ошибку», недооценив вероятность нападения Германии (27, II, 18).
Адам Улам полагает, что «сложные чувства в отношении надвигающейся войны помешали Сталину подготовить к ней Советский Союз» (301, 531). Я бы сказал, что важной частью этого «сложного чувства» было подспудное отождествление с агрессивным Гитлером, хотя до этого момента Гитлер не совершил ничего, кроме словесной агрессии против страны Сталина. Сталин имел возможность узнать об этой агрессии. В интервью Рою Говарду в 1936 году, например, он говорил об угрозах Гитлера в отношении Советского Союза2. В 1939 году он ответил отказом на просьбу Риббентропа сделать заявление о германо-советской дружбе. «Советское правительство, - заявил Сталин, - не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на советское правительство» (38, 874; ср.: 149, 304). И все же Сталин подписал пакты как о ненападении, так и о дружбе с теми, кто выливал на него помои, а затем продолжал посылать в Германию экономическую помощь (нефть, марганец, металл, платину, древесину, хлопок, зерно) и упорно не замечал, как немецкие войска скапливались на советской границе. Сталин был не в состоянии осознать всю разрушительную важность того, что он делал. Таким же образом пациент психоаналитика, отождествляющий себя с агрессором, уже более не в состоянии оценить агрессию, исходящую от этого агрессора, - ведь в действительности целью такого отождествления как раз и является возможность подавить беспокойство, вызванное подобным признанием. Пакт Сталина с Гитлером (среди многих других вещей) являлся публичным признанием его самоослепляющего отождествления с потенциальным агрессором.
Всего за два месяца до вторжения Гитлера Сталин на глазах у всех обнимал барона Вернера фон Шуленбурга, посла Германии в Советском Союзе. Это случилось на проводах японского министра иностранных дел Есукэ Мацуока, с которым Сталин обсуждал пакт о нейтралитете:
«Отъезд Мацуока был задержан на час, а затем был обставлен чрезвычайно церемонно. Очевидно, что как для японцев, так и для русских было совершенной неожиданностью появление Сталина и Молотова, которые необыкновенно дружески приветствовали Мацуока и присутствующих японцев и пожелали им приятного путешествия. Затем Сталин вслух спросил обо мне и, найдя меня, подошел и обнял меня за плечи: «Мы должны оставаться друзьями, и Вы должны всячески этому способствовать!» Несколько позже Сталин повернулся к немецкому военному атташе генералу Кребсу, убедился, что он немец, а затем сказал: «Мы останемся с вами друзьями - несмотря ни на что (auf jeden Fall)!» Нет сомнения, что обращение Сталина к генералу Кребсу и ко мне было намеренным, и таким образом он сознательно привлек внимание всех присутствующих» (из телеграммы посла Шуленбурга от 13 апреля в немецкое Министерство иностранных дел: 218, 324; ср.: 286, 211-213).
Гитлер не ответил на это миротворческое послание ничего вразумительного, как и на другие публичные заявления Сталина типа: «Дружба между народами Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть продолжительной и крепкой» (из статьи в «Правде» в 1939 году, цит. по: 116, 445). Несмотря ни на что, Гитлер намеревался двинуться на Восток. Похоже, он был так же слеп при оценке опасностей ситуации, как и Сталин, хотя и по другим причинам3.
14 июня 1941 года, за неделю до нападения Гитлера, Сталин уполномочил ТАСС опубликовать коммюнике относительно сплетен «о близости войны между СССР и Германией». В коммюнике, в частности, говорилось: «...происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии, надо полагать, связана с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям» (Правда. 14.06. 1941, цит. по: 120, серия D, XII, 1027-1028).
Этими словами Сталин не только успокаивал себя. Он также внушал своим соотечественникам чувство ложной безопасности, что сделало их еще более неподготовленными к молниеносному удару Гитлера.
Картина предыдущих политических и военных агрессий Гитлера в Западной Европе, Югославии, Польше и т.д. не могла не впечатлить Сталина. Он должен был слышать о высокоэффективной технике блицкрига, применяемой гитлеровскими войсками. Он был осведомлен о «Mein Kampf» Гитлера с планами захвата «Lebensraum» на Востоке (Радек сообщал Луису Фишеру (131, 224), что Сталин читал переведенные отрывки из этой книги). Короче говоря, до определенной степени Сталин должен был знать, что Гитлер опасен.
И все же Сталин предпочитал скорее восхищаться Гитлером, чем опасаться его. Хилгер почувствовал это, когда наблюдал за Сталиным во время переговоров в августе и сентябре 1939 года: «...тон, каким он говорил о Гитлере, и то, как он провозгласил за него тост, наталкивали на мысль, что его заметно впечатляли некоторые черты и действия Гитлера; но я не мог отделаться от чувства, что именно эти черты и поступки вызывали наибольшее неприятие среди немцев, находившихся в оппозиции к нацистскому режиму» (149, 304).
Даже помимо психологического процесса отождествления, Сталин должен был осознавать действительное сходство между ним и собой. Оно должно было соответствовать необходимости отождествления с агрессором. Оба они были диктаторами в своих странах. Оба требовали железной дисциплины от своих последователей. Оба враждебно относились к мужскому гомосексуализму (см. ниже, главу 12). У обоих были экспансионистские и империалистические амбиции, - особенно отметим параллель между безжалостной советизацией Сталиным родной Грузии и аннексией Гитлером его родной Австрии (93, 231; 114, 154). Оба были антисемитами и т.д. (отметим, что ни одна из этих черт не привлекала ни Чемберлена, ни Даладье)4.
Параллель между Сталиным и Гитлером стала столь очевидной, что нападки Бухарина на фашистский режим в Германии, опубликованные в «Известиях» 6 июля 1936 года, воспринимались некоторыми как эзопова полемика против самого Сталина (250, 486; 291, 75-76). Карикатура Дэвида Лоу 1936 года также проводит параллель. Она изображает Сталина сидящим за столом, на котором стоит фотография Гитлера. Сталин, держа в руках ножницы и зеркало, только что подстриг усы так, чтобы они походили на усы Гитлера5. Журнал «Time», назвав советского диктатора «человеком года» в 1939 году, многократно сравнивает Сталина и Гитлера.
Совершенно очевидно, что как в Советском Союзе, так и за его пределами чувствовали общее между Сталиным и Гитлером.
Сталина неуклонно тянуло к сотрудничеству с Гитлером, причем он был готов пожертвовать своими советскими согражданами, так же, как ранее его влек русский советский экспансионизм, ради которого он пожертвовал своими собратьями-грузинами. В бумагах британского Министерства иностранных дел в 1940 году цитировались слова одного советского дипломата, что «с 1933 года Сталина захватила идея соглашения с Германией» (148, 322). Уже в 1935 году сталинский комиссар иностранных дел Литвинов предлагал послу Германии в Москве советско-германский пакт о ненападении (120, серия С, IV, 138). Существует множество других примеров того, как советские представители обхаживали немцев, прежде чем 23 августа 1939 года советско-нацистский пакт был наконец подписан6. Как до, так и после заключения пакта объем торговли между Германией и Советским Союзом был весьма значительным. Троцкий попал в точку, когда в 1939 году назвал Сталина «интендантом Гитлера» (54, 272). Согласно словам дочери Сталина, после войны советский диктатор часто повторял: «Эх, с немцами мы были бы непобедимы!» (10, 340). Виктору Некрасову он заявил: «Конечно, он бандит, но я думал, что бандит умный, а оказался глупый. Вот если б мы вместе да против всех этих наших союзничков, Черчиллей, Рузвельтов, весь мир покорили бы, понимаешь, весь мир!» (42, 106; ср.: 148, 448).
При этом нельзя отрицать, что Сталин одновременно пытался укреплять советские отношения с Великобританией и Францией и в то же время искал пути примирения с Германией. Но я так и не смог найти свидетельств тому, что Сталин отождествлял себя с кем-либо из британских или французских лидеров, а доказательств отождествления с Гитлером существует великое множество. Мы также должны помнить, что Сталину не нужно было заключать пакт с Германией. Он мог бы просто соблюдать нейтралитет, в то время как Гитлер атаковал народы к западу от Советского Союза (ср.: 130, 169; 148, 348).
Уже в мае 1939 года Борис Суварин осознавал как то, что Сталин не просто хотел пакта с Германией, так и то, что заключение пакта вызвало предшествующую ему Большую Чистку: «Уничтожение такого количества невинных можно объяснить только как превентивную меру для подавления любого случайного препятствия на пути к соглашению с Гитлером» (264, 3)7. Такер, не будучи осведомлен об объяснении чисток Сувариным, предлагает такое же, но более детальное объяснение:
«...Особенно жестокий удар во время массовых репрессий 1936-1938 годов был как по классу нанесен по членам партии (как советским, так и зарубежным), которых можно было заподозрить как искренних коммунистов-антифашистов. И дело было не только в том, что эти люди, включая множество старых большевистских лидеров, не смогли бы принять договор с нацистами. Чтобы понять особые мотивы, побудившие Сталина избавиться от них, необходимо помнить, что для него предстоящее заключение пакта с Гитлером являлось не только возможностью обеспечить временную безопасность от нападения и выигрыш во времени для дальнейшего укрепления обороны. Как показал его дальнейший альянс с Гитлером в 1939-1941 годах, он рассчитывал создать своего рода ось Москва-Берлин для сотрудничества двух диктатур в области расширения территорий, разделения сфер влияния в Восточной Европе, на Балканах и даже на Ближнем Востоке. Что же касается старых большевиков и других поддерживающих их членов партии, то они были революционерами, а не старомодными русскими империалистами. Пусть неохотно, но они могли бы согласиться на простое соглашение с Берлином о ненападении. Но Сталин знал, с каким отвращением большинство из них отнеслось бы к политике прямой империалистической агрессии, да еще при сотрудничестве с фашистской Германией. Так же как нельзя было ожидать, что Польская коммунистическая партия (которая была просто распущена во время Большой Чистки) будет молча созерцать новый раздел Польши между Россией и Германией. Таким образом, чтобы иметь полную свободу действий в осуществлении советско-нацистского альянса, Сталину необходимо было либо устранить, либо избавиться от тысяч как зарубежных, так и советских коммунистов и получить абсолютную власть как во внешней, так и во внутренней политике, которую... и дала ему Большая Чистка» (291, 74-75; ср.: 156, 136-143; 149, 292- 293; 21, 241; 252, 157; 95, 202).
Как Такер уже доказывал (см. выше, с. 43-44), Большая Чистка являлась проявлением паранойи Сталина. Однако в только что процитированном отрывке Такер говорит о том, что у чистки была политическая цель. Предположив, что обе эти гипотезы верны, можно сделать вывод, что паранойя Сталина оказалась очень полезной в политическом плане (см. также примечание 3, с. 188-190).
Но когда Сталин проводил чистки, он не только использовал паранойю в политических целях. Одновременно он отождествлял себя с Гитлером, который в свою очередь был параноиком, успешно пользующимся своей паранойей в политических целях.
Наблюдая издалека за сталинскими чистками в 1938 году, Муссолини интересовался, «не стал ли Сталин потихоньку фашистом» (цит. по: 291, 77). Гитлер, должно быть, задавал себе этот же вопрос (в своих послеобеденных речах он выражал восхищение «этим хитрым кавказцем» - 86, 417; ср.: 155, 7, 476; 156, 155; 149, 304; 271, 397-398). С психоаналитической точки зрения «стать фашистом» было бы вполне естественным политическим последствием отождествления Сталина с агрессивным Гитлером8.
По словам Антонова-Овсеенко, некоторые агенты НКВД ездили в 1933 и 1934 годах в Германию изучать методы гестапо: «Судя по результатам, стажировка оказалась весьма и весьма полезной» (75, 257).
Луис Фишер доказывает, что внедрение Сталиным в 30-х годах русских националистических элементов в советскую жизнь - возрождение царских чинов в советских войсках, введение орденов, названных именами царских генералов, поощрение использования в прессе великорусских националистических терминов - было сделано в подражание Гитлеру, который связал немецкий народ с немецким национализмом (131, 224-227).
Рональд Хингли отмечает подражательный характер приказа Сталина советским войскам, когда тот, ссылаясь на финскую агрессию, приказал вторгнуться в Финляндию в ноябре 1939 года: «Придумывая такой повод, он скопировал метод Гитлера, который атаковал Польшу в ответ на «приграничные провокации» (152, 297; ср.: 286, 136; 199, 65). Подробный отчет Вяйне Таннера о советско-финских переговорах перед советским вторжением подтверждает слова Хингли (278). Во время переговоров Сталин открыто сравнивал себя с Гитлером:
«Вы спрашиваете, почему мы хотим Койвисто? Я отвечу почему. Я спрашивал Риббентропа, почему Германия начала войну с Польшей. Он ответил: «Нам было необходимо отодвинуть польскую границу от Берлина». Перед войной расстояние от Познани до Берлина было около 200 километров. Теперь граница отодвинута на 300 километров к востоку. Мы просим, чтобы расстояние от Ленинграда до границы было 70 километров. Это наше минимальное требование, и вы не должны полагать, что мы готовы потихоньку уменьшать его. Ленинград мы пододвинуть не можем, а поэтому должна пододвинуться граница. Что касается Койвисто, то вы должны иметь в виду, что шестнадцатидюймовые орудия, расположенные там, могут полностью блокировать передвижения нашего флота далеко в глубь залива. Мы просим 2700 квадратных километров и предлагаем взамен более 5500. Поступала ли так какая-либо другая сильная держава? Нет. Только мы такие простаки» (там же, 27-28).
В ответ на заявление финского участника переговоров Паасикиви о том, что Финляндия не уступит так легко Ханко и определенные районы Карельского перешейка Советскому Союзу, Сталин сказал: «В общем, это пустяки. Посмотрите на Гитлера. Граница Познани была, по его мнению, слишком близка к Берлину, и он занял еще 300 километров» (там же, 30). Это было совершенно неприкрытой угрозой Финляндии (162, 409). Но не только. Такое сравнение с Гитлером ясно указывает на то, что Сталин отождествлял себя с ним.
Собственно, интенции Сталина были:
Я могу победить Финляндию.
Но глубоко в подсознании сидело беспокойство по поводу Гитлера, то есть:
Гитлер может победить меня.
Для того чтобы избавиться от этого беспокойства, Сталину были необходимы два отрицания:
субъект: не Гитлер, а я. объект: не меня, а Финляндию.
Таким образом, Сталин смог уменьшить беспокойство путем отождествления с агрессором и в то же время сделав жертвой кого-то другого.
Возможно, что во времена нацистско-советского пакта Сталин отождествлял себя не только с Гитлером. Могло сыграть свою роль и отождествление с покойным великим Лениным: «Совершая сделку с Гитлером, Сталин непременно должен был помнить о прецеденте Брест-Литовского договора, с помощью которого Ленин выиграл время и удержал немцев на расстоянии вытянутой руки в 1918 году» (170, 316; ср.: 170, 329; 301, 166)9. В этом есть смысл в свете того, что еще на раннем этапе Сталин все-таки выработал героическое отождествление с Лениным (292, 133-138), а позже приходил в негодование, когда его воспринимали как «Ленина II», если использовать выражение Такера. Такие пропагандистские фразы, как «Сталин - это Ленин сегодня», «Лучший ленинец», «Лучший ученик Ленина», «Продолжатель дела Ленина» и т.д., а также обширный фольклор о замечательной дружбе Ленина и Сталина (215) свидетельствуют об отождествлении с Лениным10. Пользуясь терминологией Лассуэлла, Такер говорит, что основой для начала Сталиным «публичного» культа Ленина был уже существующий в мозгу Сталина «частный» культ личности.
Но не будем забывать знаменитый акт ленинской агрессии против Сталина, то есть его «Завещание», в котором он заявил, что «Сталин слишком груб», и рекомендовал сместить Сталина с поста генерального секретаря. Данный документ почти лишил Генсека его поста. Это должно было ударить по сталинской нарциссической сущности. Если он поддерживал «публичный» культ Ленина после того, как узнал о содержании «Завещания», то есть если он продолжил свое отождествление с Лениным, то теперь это было, по определению, отождествлением с осознанным агрессором11.
Но вернемся к взаимоотношениям с Гитлером. Хотя Сталин был еще большим диктатором, чем Гитлер, с точки зрения подготовки к войне результаты его диктатуры были более разрушительны. Его отождествление с Гитлером привело к действиям, которые в огромной степени ослабили экономическую и военную структуру Советского Союза. Германия же не пережила таких потрясений во время правления Гитлера в 30-е годы. Иными словами, Советский Союз подвергался риску в результате действий Сталина. Это задолго до войны поняли такие люди, как биограф Сталина Борис Суварин: «...молодая Россия, обескровленная Сталиным, оставляет свободным поле боя для немецкого динамизма...» (264, 672). Кривицкий тоже, оглядываясь назад, спрашивает: «Почему Сталин обезглавил Красную Армию в то время, когда было общеизвестно, что Гитлер лихорадочно готовится к войне?» (178, 211). Сами немцы осознавали, что происходит. Так, в письме от 10 октября 1938 года советник немецкого посольства фон Типпельскирш заявил, что сталинская «кадровая политика» не укрепляет военный потенциал Советского Союза (120, серия D, IV, 477).
Говоря с позиций сегодняшнего дня, Такер пишет:
«...Большая Чистка в действительности была для советского общества операцией огромной разрушительной силы. Сам Сталин должен был осознавать, что резня в среде советской руководящей элиты никак не могла сделать советскую систему и экономику более способной противостоять военным испытаниям. Он должен был также понимать, что устранение 35 000 офицеров (так оценивается число репрессированных), а также командирского состава во главе с необыкновенно способным Тухачевским никоим образом не способствовало укреплению боеготовности и морального состояния армии. Эта военная чистка сама по себе в значительной степени объясняет слабые действия Красной Армии на протяжении большей части финской войны и ошеломляющие отступления в 1941- 1942 годах; и все эти последствия можно было легко предугадать» (291, 72)12.
Нет сомнения в том, что действия Сталина являли собой «разрушительную операцию»13. Но это внешняя, объективная точка зрения, из этого совсем не следует, что Сталин воспринимал ситуацию таким же образом. Такер убедительно доказывает, что Сталин был нацелен на империалистическое сотрудничество с Германией. Но это сотрудничество было неотъемлемой частью отождествления с Гитлером, а отождествление с агрессором, как мы уже видели, ослепляет. Кроме того, если (по крайней мере на ранней стадии) его и начинала беспокоить мысль о том, что он разрушает Красную Армию, он всегда мог успокоить себя словами: «Это Тухачевский ослабляет советскую обороноспособность»; «Это Якир наносит вред»; и т.д. (ср.: 152, 265).
На что Сталин был сознательно нацелен, так это сделать положение вещей лучше для Гитлера (успокоение), а не хуже для Советского Союза. Положение вещей для Советского Союза действительно становилось хуже, но Сталин был не в состоянии осознать этот факт или, по крайней мере, не мог осмыслить всю его важность для собственного благополучия. Своей параноидальной увлеченностью чистками он смог защитить (в действительности чрезмерно защитить) себя от потенциальных внутренних агрессоров (старых большевиков, первоклассных армейских офицеров и т.д.), но не смог защитить себя (не говоря уже о советском народе) от внешнего агрессора, Гитлера, путем отождествления с ним.
Последствия были катастрофическими. Из всех примеров отождествления с агрессором в биографии Сталина одно лишь отождествление с Гитлером позорно провалилось. Другие же были по большей части удачны в том смысле, что они играли на руку Сталину. Например, когда он временно служил царской охранке, он решал свои личные и фракционные проблемы (см.: 292, 108 и далее). Когда стал по национальности русским, он переметнулся «от проигрывающей стороны истории к выигрывающей» (там же, 142).
Тенденция Сталина отождествлять себя с агрессором (или с тем, кого он считал потенциальным агрессором) прекрасно соответствовала его высокоэффективной стратегии «разделяй и властвуй»14. Например, для борьбы с Троцким он временно становился на сторону Каменева и Зиновьева (= по крайней мере чисто внешне отождествлял себя с ними), а затем поддержал Бухарина, чтобы избавиться от Троцкого, Каменева и Зиновьева (Бухарин был уничтожен позже). Но такой подход не сработал с Гитлером, который слишком легко отвлекся от войны с Англией. Отождествление с Гитлером было абсолютным и воистину саморазрушительным. Предыдущие отождествления с русскими как классом, с царской охранкой, с Каменевым-Зиновьевым и т.д., без сомнения, давали Сталину временную возможность закрыть глаза на вероятную агрессию со стороны всех этих людей, которые на самом-то деле либо не были агрессивны в отношении его (например, русские как класс), либо были недостаточно агрессивны для того, чтобы уничтожить его (например, царская полиция). Но игнорирование возможности агрессии со стороны Гитлера не означало реального отсутствия агрессии. Гитлер действительно был агрессивен. Если бы Гитлер был таким же святым, как другие (реальные и вымышленные) враги Сталина, и/или если бы отождествление Сталина с Гитлером не было столь эмоционально сильным, ход истории мог бы быть совершенно иным. Гитлер мог бы направить все свои усилия на поражение Великобритании, прежде чем напасть на Советский Союз. Либо Сталин смог бы воздвигнуть более крепкую оборону на границе Советского Союза. Но это всего лишь предположения. Факт в том, что Сталин путем отождествления с Гитлером не смог предотвратить его агрессию. Он только смог частично приглушить осознание возможности такой агрессии. И хотя такое заниженное осознание служило психологически защитным целям и избавляло его от личного беспокойства, оно оставило советский народ совершенно беззащитным перед Гитлером.
Примечания
1. Некоторые документальные свидетельства см.: 173, 49 и далее; 211, 446 и далее; 35; 145, 41; 218; 124, главы 2 и 3; 275; 247, 55-66; 100, III, 357 и далее; 317, 228 и далее; 32, 341 и далее; 16, 44 и далее; 194; 149, 331-332; 20, 170 и далее; 67, 136-137; 15, I, 393 и далее; 219, 164 и далее; 40; 148, 360 и далее. Наиболее детальным исследованием предмета является работа Уэйли «Кодовое слово БАРБАРОССА» (311). 84 «предупреждения» Уэйли достаточно разнородны, начиная от участившихся нарушений границы со стороны немецких разведывательных самолетов («предупреждение» № 5) и кончая очень точным уведомлением о решении напасть и времени нападения (например, послания Зорге из Токио, которые составляют «предупреждение» № 37). Многие «предупреждения» никогда не попали к Сталину, и некоторые были ложны. Несмотря на это, у Сталина было более чем достаточно причин подготовить свои войска и принять другие защитные меры задолго до 22 июня. Тот факт, что он этого не сделал, не означает, что ему не хватало информации или что он был введен в заблуждение руководителями своей разведки, которые находили информацию сомнительной (Берия, Голиков и Кузнецов прекрасно знали, что Сталин хотел услышать). Уэйли полагает, что «Сталин ошибся, приписав оппоненту свой собственный сложный, хотя в целом рациональный взгляд на русско-германские отношения» (311, 226). Но даже если взгляд Сталина на его отношения с Гитлером был «в целом рациональным» (что маловероятно, учитывая отождествление с Гитлером и другие задействованные защитные реакции), то проекция такого взгляда на Гитлера уже иррациональна.
2. 25, XIX, 107.
3. Решение Гитлера напасть на Советский Союз (не закончив войны с Англией) анализируется с точки зрения психоанализа Уэйтом (308, 398 и далее). Уэйт приходит к заключению, что операция «Барбаросса» была военным воплощением фантазий саморазрушения Гитлера.
4. Между Сталиным и Гитлером были и другие сходства. У обоих были физически унижавшие их отцы. Оба тирана были известны своими вспышками гнева. Оба любили разыгрывать своих соратников. Ни один не выносил, когда ему противоречили подчиненные. У обоих присутствовали садистские, мегаломаниакальные и параноидальные тенденции и была склонность проецировать свои личные неудачи на политических противников. Оба происходили из низших слоев.
Существовали также важные различия. Идеологически их взгляды на марксизм не могли бы быть более противоположными. Их политические стили были очень разными - не обладающий обаянием Сталин полагался больше на интригу, а Гитлер, обладая талантом к интриге, поднялся в основном благодаря своему ораторскому искусству. Если Гитлер был вегетарианцем и трезвенником, то Сталин любил грузинские мясные блюда и вина.
Есть еще много других сходств и различий. Было сделано мало попыток контрастного анализа двух диктаторов (см., напр.: 307). Мне кажется, что глубокий контрастный психоанализ Сталина и Гитлера мог бы многое выявить в психологических истоках диктатур.
Среди многочисленных источников о жизни и душе Гитлера см. следующие: 92; 184; 284; 98; 308; 90; 135, 369-433.
5. Карикатура воспроизводится в литературном приложении к «Times» (09.05.1986, 503).
6. Существует обширная и разноречивая литература, касающаяся истории советских заигрываний с Гитлером, включающая следующие работы: 131; 68; 210, I; 265; 36; 22; 147; 156; 149; 1; 148, 309 и далее, 322 и далее.
7. Я не согласен, что предстоящий пакт с Германией был единственной причиной чисток в конце 30-х годов. Сталин, похоже, намеренно поддерживал нестабильность своей бюрократии, постоянно натравливал друг на друга своих подчиненных с целью укрепления собственной авторитарной власти (особенно см.: 193, 276-279).
8. Сталин получил бы высокий балл по знаменитой шкале «Ф» («Ф» означает «фашизм»), разработанной Адорно и др. (65).
9. Сталин мог также, когда начал расширять советские границы во время пакта с Германией, отождествлять себя со старыми империалистическими царями (во время переговоров с Финляндией он по крайней мере дважды поднимает вопрос о русско-финской границе, которая существовала в царские времена - 278, 26, 75). Но, как мы видели выше, отождествление с царями тоже является отождествлением с агрессором. После того как пакт был нарушен Гитлером, отождествление с царями осталось неизменным. По наблюдению Маккэга, «даже в самые мрачные дни 1941 года он [Сталин] никогда не скрывал желания установить после войны границы так, как он разработал их с Гитлером в 1939 и 1940 годах, границы, которые бы вернули России большинство территорий, потерянных после первой мировой войны» (208, 39).
10. В противоположность утверждениям Суварина (268, 267), тот факт, что Сталин отождествлял себя с Лениным, не означает, что Ленин и Сталин должны отождествляться друг с другом. Психологический процесс отождествления не обязательно подразумевает объективное сходство.
11. Это могло с самого начала быть отождествлением с (осознанным) агрессором. Такер признает, что с самого начала существовала «потенциальная амбивалентность» в боготворении Сталиным Ленина (292, 143; но ср.: 292, 284- 285). Враждебная сторона этой амбивалентности не могла бы существовать без понимания того, что сам Ленин был враждебен по отношению к нему, то есть того, что Ленин был потенциальным агрессором.
Химмер (150; ср.: 151) установил, что существовало некоторое «отчуждение» от Ленина между 1906 и 1912 годами, но ошибочно полагает, что «враждебная оценка Ленина» исключает «отождествление с Лениным» (150, 284). В психоанализе как обычное дело рассматривается состояние, когда амбивалентность и отождествление идут рука об руку. Действительно, любой историк, игнорирующий психологическое понятие амбивалентности, вынужден сделать нереальный выбор: или Сталин был преданным учеником Ленина, или он не выносил Ленина.
Существуют указания на то, что Сталин принял меры по ускорению смерти Ленина (288, 372 и далее; 63, 234-237; 270, 487). Бажанов сообщает, что после смерти Ленина Сталин находился в прекрасном настроении и делал печальное лицо только на публике (это было до того, как Сталину передали «Завещание» Ленина - см.: 14, 88-89). Антонов-Овсеенко полагает, что Сталин ненавидел «Ленина люто, исступленно» (11, 175). В качестве доказательства он приводит длинный список лиц, которые были близки Ленину и позже были ликвидированы Сталиным (ср.: 76, 52-53). Согласно Хрущеву (171, 46), отношение Сталина к Ленину было «неуважением», и он говорит, что после войны Сталин часто отзывался о Ленине плохо (56, I, 188). Авторханов цитирует вдову Ленина, Надежду Крупскую, которая сказала следующее об интригах Сталина против Троцкого и Бухарина: «Да что я? Действительно, живи сегодня Володя, он бы и его засадил. Ужасный негодяй, мстит всем ленинцам из-за политического завещания Ильича о нем!» (2, 162). Источник этой цитаты не приводится, но тем не менее это похоже на правду, так как мы знаем, что Сталин был чрезвычайно мстительным человеком.
Сильные эмоции Сталина в отношении Финляндии во многом были связаны с Лениным. Именно в финском городе Таммерфорсе в 1905 году Сталин впервые встретил своего героя. В апреле 1917 года Ленин, как известно, прибыл на Финляндский вокзал. В июле Сталин помогал загримировать Ленина как финского крестьянина, сбрив ему бороду и усы, чтобы Ленин смог безопасно скрыться от царских властей (70, 198). Когда позже в том же году произошла революция, Ленин настоял, чтобы Финляндия, до этого часть Российской империи, получила право национального самоопределения. Сталин, будучи русским шовинистом, не был в восторге от этой идеи. Несмотря на это, по настоянию Ленина, в ноябре он поехал в Хельсинки и объявил собравшимся финским социал-демократам, что Финляндия может получить независимость (в Брест-Литовском договоре 1918 года Советы окончательно отказались от претензий на Финляндию).
Став независимым государством, Финляндия воспринималась советскими лидерами, включая Сталина, как источник опасности. Ее граница проходила слишком близко к Ленинграду. Сталин думал, что Германия может использовать Финляндию как плацдарм для нападения на Советский Союз. Так же, как Англия, Франция или Америка. Сами финны могли засылаться в Советский Союз буржуазно-империалистическими силами. Эти идеи Сталина были хорошо известны его соратникам (см.: 180, 117; 39, 178; 147, 222). Когда сам Сталин вторгся в Финляндию зимой 1939/40 года, он захватил не всю страну, и даже не большую ее часть. Одной из причин этого могла быть тесная ассоциация в его мозгу Финляндии с Лениным. Тяжелыми последствиями финской войны Ленин как будто бил Сталина из могилы. Возможно, Сталин испытывал те же чувства, когда позже финны присоединились к немцам в нападении на Советский Союз. Уинстон Черчилль говорит, что он почувствовал «почти истерические нотки» в реакции Сталина на колебания Англии в вопросе об объявлении войны Финляндии (100, III, 531). Однако после войны Сталин воздержался от попыток сделать Финляндию русской провинцией. Желание Ленина следует уважать.
12. Цифра в 35 000 подвергнутых репрессиям офицеров приводится Кривицким (178, 177) и Конквестом (105, 485). Оценка Медведева составляет 25 000-30 000 (214, 13). Суварин сообщает о 60 000 (269, 575-576).
13. Ср.: 170, 316; 75, 284; 255. С этим мнением согласны и многие другие критики сталинской чистки офицеров Красной Армии.
14. Об этой политической стратегии см.: 170, 253; 75, 40; 288, 53, 120, 378 и далее; 264, 582; 242, 61; 76, 31 и далее.
|
Истинное лицо Сталина
ИноСМИ.Ru Версия для печати. Опубликовано на сайте ИноСМИ.Ru http://www.inosmi.ru/translation/236772.html L'Express Истинное лицо Сталина ("L'Express", Франция) Жан-Жак Мари (Jean-Jacques Marie), 24 сентября 2007 Прошли те времена, когда в 1952 году мы читали в 'Humanité' трогательные строки Рожера Гароди (Roger Garaudy), описывавшего 'папашу Сталина', его 'отеческое лицо, которое озаряло наш стол улыбкой, исполненной спокойной силой и добротой'. Кануло в Лету то время, когда метрополит Николай после встречи со Сталиным в сентябре 1943 года с восторгом говорил о 'любимом вожде нашего народа, гениальном главнокомандующем, ниспосланным Богом, чтобы славно служить нашему Отечеству, отце, Богом даденном нашему народу'. Уже давно за Сталиным закрепилась слава 'кремлевского Калигулы', именно таковым его с 1939 года описывал Борис Суварин, который считал приход Сталина к власти 'контрреволюцией'. Через двадцать лет Борис Пастернак в 'Докторе Живаго' заклеймил 'сангвиническое свинство жестоких, оспою изрытых Калигул', действительно лицо Сталина было всю жизнь отмечено этой болезнью. Калигула - символ жестокости, скрытности, произвола, мании величия, блефа, презрения к людям. Все эти черты были присущи и Сталину. Но Калигула - это еще и безумие. Сталина часто объявляли параноиком. Психиатр Бехтерев после короткой встречи со Сталиным 22 декабря 1927 года сказал: 'Смотрел сейчас сухорукого параноика'. Бехтерев умер на следующий день, говорят, что его отравили, за то, что сказал лишнее. Разве жертвами нескончаемых репрессий, развязанных Сталиным, не были мнимые враги? Эту историю часто рассказывают, но она основывается только на слухах, которые потомки психиатора опровергают. Если мы решим, что сталинские репрессии были вызваны исключительно его паранойей, то смешаем два измерения этой проблемы: с одной стороны, обвинения против жертв были, как правило, сфабрикованы, с другой, в стране повсеместно наблюдались оппозиционные настроения, подавляемые 'железной рукой' полиции: дети и жены крестьян, которых приговорили к смертной казни или сослали в ГУЛАГ по инициированному Сталиным закону от 7 августа 1932 года (восстановленного 4 июня 1947 года) за то, что они украли литр молока или подобрали несколько колосков на колхозном поле; рабочие, которых депортировали, потому что они возмущались условиями жизни и труда (реальная зарплата с 1928 по 1933 годы снизилась наполовину!), а с 1940 года за опоздание на работу более чем на 20 минут. Трех рабочих в Уфе моментально арестовали, потому что, когда 1 декабря 1934 года убили секретаря Ленинградского обкома партии Кирова, они заявили: 'Убили собаку Кирова, теперь очередь за собакой Сталиным'. И многие в стране думали так же. Даже если число ликвидированных 'троцкистов' намного превышало количество троцкистов настоящих, последние вели активную деятельность и продолжали вербовать в свои ряды, пока в 1938 году по приказу Сталина их не скосили пулеметные очереди в лагерях. Большая часть партийных работников, которых он ликвидировал в 1936-1938 годах, поддерживала его продвижение к власти, встав на его сторону против различных оппозиционных фракций; они аплодировали ему на публике, но шепотом между собой критиковали. На ХVII-ом съезде партии в январе 1934 года около 300 депутатов тайно проголосовали против него. Сталин назвал этих сталинцев ортодоксами снаружи, но критиканами внутри, а затем охарактеризовал всех оппозиционеров 'двуличными' людьми. Он велел расстрелять 60 из 63 членов счетной комиссии, свидетелей его унижения, потом - две трети делегатов съезда и избранных на нем членов Центрального Комитета. Он и врагов делает такими же 'двуличными'. Сталин провозглашает себя 'самым верным учеником Ленина', но в 1935 году инициирует беспрецедентное вступление в коммунистическую партию журналиста Давида Заславского, который в 1917 году заявил, что Ленин является немецким шпионом. Сталин повсеместно обвиняет Троцкого, назвавшего его 'могильщиком революции', в фашизме и шпионаже в пользу Гестапо, Микадо и Интеллидженс Сервис. Правда, в феврале 1937 года, когда Бухарин хвастался своими заслугами революционера, он признал их, но сказал: ' У Троцкого их тоже хватает. Между нами говоря, ни у кого нет столько заслуг перед революцией, как у Троцкого'. Между нами говоря. И именно по этой причине ему пришлось оклеветать и убить их обоих. Сталин провозглашает в 1937 году лозунг: 'Люди - наше главное богатство', и каждый день подписывает расстрельные списки и спускает каждой республике разнарядки на казни. За пять лет обучения в тифлисской семинарии, в атмосфере подозрений, мелочных придирок и постоянного надсмотра, Сталин стал недоверчивым и скрытным. Он научился прибегать к спасительной лжи, и видел, что другие ученики поступают так же. Именно там он пришел к выводу, что речи, вместо того, чтобы выражать истинные мысли, их скрывают, оттуда вынес парарелигиозную лексику, важную манеру поведения, любовь к обрядам и ритуалам. Он не верил в искренние порывы. Он считал, что любые поступки, протесты, выражения чувств, какими бы незначительными они ни были, кем-то продиктованы или срежиссированы. У него было полицейское восприятие истории. Так, однажды в 1946 году писатели, исполненные эфемерной эйфорией после победы над фашизмом, позволили себе устроить овацию своим находящимся в опале коллегам - Анне Ахматовой, Михаилу Зощенко и др. Сталин усмотрел за этим поступком скрывающуюся силу. Когда его дочь Светлана вышла замуж за молодого еврея Григория Морозова, он вышел из себя: "Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька". Он не верил, что дочь могла выбрать мужа сама. Сталин был человеком аппарата. Когда аппарат играл второстепенную роль, он держался на заднем плане. Монархист Олег Волков писал, что в октябре 1917 года 'из глубин народных масс поднималось что-то ужасное, пробуждающее воспоминания о жакериях, доставшихся на долю наших предков'. Сталин, затерявшийся в этом бурлении, играл в нем незаметную роль. На Суханова, свидетеля событий той эпохи, он произвел впечатление 'серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно'. Автор этих строк позже поплатился за них, получив пулю в затылок. Сталин был злопамятным. Когда партийный и государственный аппарат 'взгромоздился на плечи' оголодавшего, обессилевшего от невзгод общества, Сталин, движущая сила и отражение этого восхождения, возвысился вместе с ним, но когда в 1929 году, истребив всю оппозицию, он достиг вершин власти, то сделал все, чтобы не стать пленником или исполнителем воли этого аппарата, который - как, впрочем, и всю номенклатуру - он все время держал в напряжении и подвергал постоянным чисткам. Он любил прятаться за спинами исполнителей своих приказов. Для проведения Великого Террора в сентябре 1936 года он назначил главой НКВД (бывшее ГПУ, политическая полиция) серого функционера Николая Ежова, который когда-то сочувствовал 'рабочей оппозиции'. Под его началом террор начинает бушевать с беспрецедентной жестокостью, его жертвой становится даже ЦК партии, ряды которого и так уже поредели. В декабре 1938 года Сталин снимает Ежова с руководящих постов и отдает приказ освободить некоторых из жертв. Таким образом, ответственным за террор сделали Ежова, который всего лишь исполнял приказы Сталина, последний же в глазах народа был последней, пусть и иллюзорной, спасительной инстанцией. Несмотря на то, что проводимые им репрессии косили всех без разбора, в попытке защитить власть, находящуюся в опасности, и запугать непокорное, но неорганизованное общество, стремление Сталина уничтожить оппозицию в любой из ее форм, реальной или вымышленной, не заставило его полностью утратить здравый смысл. Заключенные, засыпавшие его патетическими письмами о своей вечной преданности партии и ему лично, вызывали у него усмешку. Но тех, кому удавалось доказать свою полезность, он мог и помиловать. В апреле 1938 года НКВД арестовал молодого физика Льва Ландау. Ему вменили в вину создание в Киеве рабочей антифашистской партии и авторство листовки, в которой говорилось о предательстве дела Октябрьской революции фашистским диктатором, равным Гитлеру и Муссолини. Тогда расстреливали за куда более безобидные вещи. Но физик Капица объяснил Сталину, что Ландау - гений, представляющий несомненную пользу для науки, и попросил освободить его. Сталин удовлетворил его просьбу. Ландау получил Нобелевскую премию по физике в 1962 году. Авиаконструктор Королев был приговорен в сентябре 1938 года к десяти годам колымских лагерей по вымышленному обвинению в 'участии в террористической контрреволюционной троцкистской организации, саботаже и вредительстве'. В письме на имя генерального прокурора СССР Королев написал, что хочет и может конструировать сверхзвуковые высотные самолеты, и попросил Сталина позволить возобновить работу, необходимую для укрепления обороноспособности страны. Сталин, как только получил письмо, распорядился освободить Королева. Настоящий аппаратчик, Сталин не верит в силу убеждения и хочет иметь возможность оказывать давление на всех, даже самых близких сотрудников. 'Он не любит незапятнанные биографии', - однажды сказал писатель Исаак Бабель. И Сталин ищет эти 'пятна'. Например, на репутации Мориса Тореза, генерального секретаря Французской коммунистической партии, их оказалось два: в 1924 году он подписался на французское издание брошюры Троцкого; лишенный свободы в 1929 году за свои выступления против войны в Марокко, он добился временного выхода на свободу, не получив, что было обязательно, разрешения партии. Значит, его можно обвинить в сделке с полицией. Он будет само послушание. Эрнст Тельман, лидер Коммунистической партии Германии, покрыл казначея гамбургской организации КПГ, который проиграл партийные деньги. Политбюро КПГ освободило его от занимаемой должности. Сталин отменил это решение. Тельман будет выполнять все его указания, например, в первую очередь бороться с социалистами, которых считали опаснее нацистов. Таким образом, Сталин оказал последним важную услугу. Как только Тельман попал в руки Гестапо, он стал бесполезен. Сталин оставит его гнить в тюрьме. Тельмана расстреляют в 1944 году. Сталин как-то сказал Зиновьеву: ' Благодарность - это такая собачья болезнь!' Если пятен в биографии не обнаруживалось, Сталин их выдумывал. По его приказу на множество партийных работников, государственных служащих, членов Коминтерна, творческих работников, журналистов составлялись полицейские дела, где были собраны всевозможные слухи и басни. Многим из этих дел так никогда и не был дан ход, но они все равно дамокловым мечом висели над головами людей. Подобную практику отделяет от склонности везде видеть заговоры всего только шаг. Безусловно, история России богата множеством реальных и выдуманных заговоров, которые могли внушить Сталину страх, но также стать источником вдохновения. Более того, фантасмагорический заговор, состряпанный секретными службами Сталина, занимает центральное место в его политике. Поскольку он всегда прав, то его - многочисленные - провалы могут быть только делом рук внешних или внутренних врагов, действующих в тени и из подполья. Таким образом, годы его неограниченной власти - с 1928 по 1953 гг. - отмечены чередой полностью сфабрикованных заговоров, которые, тем не менее, со временем только усилили его подозрительность и страхи: так, когда в июле 1945 года он направлялся в бронированном поезде в Потсдам, ему пришлось преодолеть 1923 километров, пролегавших по территории, контролируемой Красной Армией, и, тем не менее, в целях безопасности вдоль дороги стояли 18 515 охранников НКВД. Его подозрительность, еще более усилившаяся накануне войны, обрела такие формы, что его близкие соратники боялись бывать друг у друга в гостях. В конце одного посвященного литературе совещания, проходившего в августе 1946 года, ленинградские писатели разговаривали в коридоре со своим ментором Ждановым. Внезапно появился Сталин и обратился к ним: 'А почему ленинградцы особняком держатся?'. Ленинградцы побледнели и поспешили разойтись подальше друг от друга. Эта подозрительность в решающие моменты мешала ему своевременно принимать решения. Весной 1941 года, в ужасе от осознания, что может начаться война, когда он в 1937-1938 годы уничтожил почти весь генштаб и сильно проредил офицерский корпус, Сталин упорно цеплялся за всякого рода иллюзии в тщетной попытке отсрочить неизбежное нападение Германии на год. Он объявляет дезинформацией и провокацией любые сведения о готовящейся войне, не верит даже донесениям своих же разведчиков, например, Зорге, про которого сказал с присущей ему грубостью: ' Зорге проводит все время в борделях'. Поэтому непонятно, чем руководствовался Генри Киссинджер, когда написал про него: ' В ведении международных дел этот в высшей степени реалистичный, терпеливый, проницательный и беспощадный человек был Ришелье своего времени'. На самом же деле тот, кого писатель Борис Пильняк описал в своей 'Повести непогашенной луны' в образе негорбящегося человека, все время медлил и менял курс, лишь когда события 'брали его за горло'. Когда в ночь с 21 на 22 июня 1941 года вермахт напал на Россию, Сталина 'разбил паралич'. Сначала он запретил артиллерии вести ответный огонь, а затем пытался блефовать и найти козлов отпущения: 23 июня он отдал приказ Красной Армии (обращенной в беспорядочное бегство) контратаковать, чтобы уничтожить агрессора и вторгнуться на его территорию, затем велел арестовать заместителя наркома обороны Мерецкова по обвинению в том, что он 'хотел дать бой Сталину', а также наркома вооружений Ванникова, и 40 других военачальников, 25 из которых были расстреляны. Таким образом, Сталин только внес сумятицу в ход войны, но замаскировал свою ответственность: в отступлении были виноваты заговорщики. Для него это было главным. Поскольку в дальнейшем он в основном занимался тем, что стравливал генералов между собой, главнокомандующий из него получился никудышный: он запретил войскам отступать, приравняв это к предательству, вследствие чего 3 миллиона советских солдат попали в окружение, в плен к нацистам, а с выжившими обошлись, как с предателями. После войны он, тем не менее, присвоил себе звание 'величайшего стратега всех времен'. Однажды он сказал председателю ЧК: 'Выбрать жертву, подготовить тщательно удар, беспощадно отомстить, а потом пойти спать... Слаще этого нет ничего в жизни'. Но прежде всего он стремился опозорить и очернить своих противников. Именно такова была цель трех первых московских процессов (1936-1938). Сталин любил играть со своими жертвами, как кошка с мышкой. В ноябре 1945 года, недовольный руководством военной авиации, он пригласил к себе наркома авиационной промышленности Шакурина, обласкал его, провозглашал тост за тостом в его честь. Шакурин покинул Москву крайне довольным. На месте прибытия у трапа самолета его арестовал НКВД за 'нескромное поведение', затем отпустил. 7 января 1946 года Сталин освободил его от занимаемой должности, 9 марта назначил заместителем председателя Совмина, а 27 отдал приказ о его аресте. В эту игру он играл великое множество раз. Этот мастер аппаратных интриг не умел побеждать в спорах, он не был способен аргументировать, поэтому научился виртуозно манипулировать людьми, стравливать их между собой. В то время в высших эшелонах власти соперничали два клана: Берии-Маленкова и Жданова с ленинградцами Вознесенским и Кузнецовым. Однажды в 1947 году Сталин поведал третьему лицу, что планирует сделать Кузнецова своим преемником на посту генерального секретаря ЦК, а Вознесенского - на посту председателя Совета Министров! Сразу же разгорелась война между кланами, над которой царил Сталин; закончилась она физической ликвидацией ленинградских руководителей, против которых состряпали обвинение в заговоре и расстреляли в октябре 1950 года. Эти нескончаемые чистки дестабилизировали государственный аппарат. Но Сталину было на это наплевать. Его волновала только его собственная власть. Когда Сталин замышлял кампанию против космополитов, сильно отдававшую антисемитизмом, он решил изгнать 'идеализм' и 'космополитизм' из физики, чтобы запугать и проредить ряды ученых, среди которых было много евреев. В период с 30 декабря по 16 марта организационный комитет провел 42 заседания и назначил на 21 марта открытие Всесоюзного совещания физиков, на котором было решено очистить советскую физическую науку от 'проводников западного буржуазного влияния'. Но совещание так и не состоялось. Физик Курчатов сказал Берии, что отказ от теории относительности и квантовой механики, которые относились к разряду 'идеалистических', означал остановку работ над созданием атомной бомбы. Сталин предпочел отказаться от разоблачений физиков, приверженцев научного идеализма, космополитов и евреев. Искушенный в искусстве плетения лжи, Сталин всегда пытался замаскировать свои истинные цели. В конце февраля 1949 года, сразу после начала кампании против космополитизма, отмеченной массированными нападками на евреев, он заявил главным редакторам крупных газет: 'Товарищи, раскрытие литературных псевдонимов недопустимо - это пахнет антисемитизмом'. Именно антисемитизм ему и нужно было замаскировать. Когда в январе 1953 года он начал 'дело врачей', иногда его еще называют 'делом убийц в белых халатах - кульминацию его антисемитской кампании - и обвинил девять медиков (шесть из которых были евреями) в убийстве двух партийных руководителей и покушениях на пятерых военачальников, он присудил Сталинскую премию мира писателю Илье Эренбургу, который был евреем. Любовь Сталина к маскировке была отражением социальной реальности: бюрократический аппарат или номенклатура, чьим жестоким воплощением и кошмаром он одновременно являлся, и ради которого коммунистическая партия управляла страной, прятал свое существование, его нельзя было отыскать ни в одном социологическом или статистическом исследовании. Несмотря на то, что в обществе вечного дефицита, эта номенклатура обладала массой привилегий, обусловленных ее монополией на власть: невидимые глазу рядового гражданина спецмагазины, дачи и другие преимущества, скрываемые от непосвященных и тщательно расставленные по ранжиру. В сегодняшней России помимо ветеранов, которые почитают его как символ победы над нацизмом, Сталин является кумиром так называемых национал-патриотических группировок, полных шовинистических и антисемитских настроений. В России получил широкое распространение фильм, который популяризирует их тезисы: Сталин спас Россию, которую хотел разрушить Троцкий, апологет мировой революции, которая служила всего лишь прикрытием для 'иудо-масонского заговора', раскрытого в 'Протоколах сионских мудрецов', на самом деле состряпанных царской полицией. Коммунистическая партия Российской Федерации соединяет культы Сталина и Православной Церкви, сопряженных в искусственном российском национализме. Это, а также ненасытная мафия из органов государственной безопасности - вот то наследие, которое в конечном итоге, оставил 'отец народов' современной России.
Жан-Жак Мари - французский историк, специалист по СССР, автор книг 'Сталин', 'Ленин', 'Троцкий'.
______________
Массовый убийца. Логика с двойным дном ("Time", США) Был ли Сталин великим полководцем? ("Front Page Magazine", США) 'Идейные' убийцы: Ленин был не лучше Сталина и Гитлера? ("The Washington Post", США) : Вероника Денисова, ИноСМИ.Ru Опубликовано на сайте inosmi.ru: 24 сентября 2007, 12:10 љ ИноСМИ.Ru 2000-2006. Все права защищены и охраняются законом. При полном или частичном использовании материалов ссылка на ИноСМИ.Ru обязательна (в интернете - гиперссылка). Адрес электронной почты редакции: info@inosmi.ru. Информация о рекламе на сайте adv@rian.ru
http://samlib.ru/b/bushauskas_a/44444-1.shtml
Свежие комментарии