Впервые Нью-Йорк назвал городом желтого дьявола Алексей Максимович Горький, увидевший в этом новом Вавилоне всю сущность всепожирающего американского капитализма, вот что он писал:
«Медленно ползет судно среди толпы других судов. Лица эмигрантов стали странно серы, отупели, что-то однообразно-овечье покрыло все глаза. Люди стоят у борта и безмолвно смотрят в туман. А в нем рождается, растет нечто непостижимо огромное, полное гулкого ропота, оно дышит навстречу людям тяжелым, пахучим дыханием, и в шуме его слышно что-то грозное, жадное. Это – город, это – Нью-Йорк. На берегу стоят двадцатиэтажные дома, безмолвные и темные «скребницы неба». Квадратные, лишенные желания быть красивыми, тупые, тяжелые здания поднимаются вверх угрюмо и скучно. В каждом доме чувствуется надменная кичливость своею высотой, своим уродством. В окнах нет цветов и не видно детей... Издали город кажется огромной челюстью, с неровными, черными зубами. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обжора, страдающий ожирением. Войдя в него, чувствуешь, что ты попал в желудок из камня и железа, в желудок, который проглотил несколько миллионов людей и растирает, переваривает их. Улица – скользкое, алчное горло, по нему куда-то вглубь плывут темные куски пищи города – живые люди. Везде над головой, под ногами и рядом с тобой живет, грохочет, торжествуя свои победы, железо. Вызванное к жизни силою Золота, одушевленное им, оно окружает человека своей паутиной, глушит его, сосет кровь и мозг, пожирает мускулы и нервы и растет, растет, опираясь на безмолвный камень, все шире раскидывая звенья своей цепи». «Лица людей неподвижно спокойны должно быть, никто из них не чувствует несчастья быть рабом жизни, пищей города-чудовища. В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы, в глазах у них порою светится сознание своей независимости, но, видимо, им непонятно, что это только независимость топора в руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в руках невидимого каменщика, который, хитро усмехаясь, строит для всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть много энергичных лиц, но на каждом лице, прежде всего, видишь зубы. Свободы внутренней, свободы духа не светится в глазах людей. И эта энергия без свободы напоминает холодный блеск ножа, который еще не успели иступить. Это свобода слепых орудий в руках Желтого Дьявола – Золота». «В мутном небе, покрытом копотью, гаснет день. Огромные дома становятся еще мрачнее, тяжелее. Кое-где в их темных недрах вспыхивают огни и блестят, точно желтые глаза странных зверей, которые должны всю ночь стеречь мертвое богатство этих гробниц. Люди кончили работу дня и, не думая о том, зачем она сделана, нужна ли она для них, быстро бегут спать. Тротуары залиты темными потоками человеческого тела. Все головы однообразно покрыты круглыми шляпами, и все мозги, это видно по глазам, уже уснули. Работа кончена, думать больше не о чем. Все думают только для хозяина, о себе думать нечего; если есть работа будет хлеб и дешевые наслаждения жизнью, кроме этого, ничего не нужно человеку в городе Желтого Дьявола. Люди идут к своим постелям, к женщинам своим, своим мужчинам, и ночью, в душных комнатах, потные и скользкие от пота, будут целоваться, чтобы для города родилась новая, свежая пища...». «Безвольно идут маленькие люди, точно камни катятся под гору... Все больше и больше вспыхивают желтых огней целые стены сверкают пламенными словами о пиве, о виски, о мыле, новой бритве, шляпах, сигарах, о театрах. Грохот железа, гонимого всюду вдоль улиц жадными толчками Золота, не становится тише. Теперь, когда везде горят огни, этот непрерывный вопль еще значительнее, он приобретает новый смысл, более тяжелую силу. Со стен домов, с вывесок, из окон ресторанов — льется ослепляющий свет расплавленного Золота. Нахальный, крикливый, он торжествующе трепещет всюду, режет глаза, искажает лица своим холодным блеском. Его хитрое сверкание полно острой жажды вытянуть из карманов людей ничтожные крупицы их заработка, — он слагает свои подмигивания в огненные слова и этими словами, молча, зовет рабочих к дешевым удовольствиям, предлагает им удобные вещи... Страшно много огня в этом городе! Сначала это кажется красивым и, возбуждая, веселит. Огонь свободная стихия, гордое дитя солнца. Когда он буйно расцветает, его цветы трепещут и живут прекрасней всех цветов земли. Он очищает жизнь, он может уничтожить все ветхое, умершее и грязное. Но когда в этом городе смотришь на огонь, заключенный в прозрачные темницы из стекла, понимаешь, что здесь, как все, огонь порабощен. Он служит Золоту, для Золота и враждебно далек от людей... Как все железо, камень, дерево огонь тоже в заговоре против человека; ослепляя его, он зовет: - Иди сюда!
И выманивает: - Отдай твои деньги!..
Люди идут на его зов, покупают ненужную им дрянь и смотрят на зрелища, отупляющие их. Кажется, что где-то в центре города вертится со сладострастным визгом и ужасающей быстротой большой ком Золота, он распыливает по всем улицам мелкие пылинки, и целый день люди жадно ловят, ищут, хватают их. Но вот наступает вечер, ком Золота начинает вертеться в противоположную сторону, образуя холодный, огненный вихрь, и втягивает в него людей затем, чтобы они отдали назад золотую пыль, пойманную днем. Они отдают всегда больше того, сколько взяли, и на утро другого дня ком Золота увеличивается в объеме, его вращение становится быстрее, громче звучит торжествующий вой железа, его раба, грохот всех сил, порабощенных им. И жаднее, с большей властью, чем вчера, оно сосет кровь и мозг людей для того, чтобы к вечеру эта кровь, этот мозг обратились в холодный, желтый металл. Ком Золота – сердце города. В его биении вся жизнь, в росте его объема – весь смысл ее. Для этого люди целыми днями роют землю, куют железо, строят дома, дышат дымом фабрик, всасывают порами тела грязь отравленного, больного воздуха, для этого они продают свое красивое тело. Это скверное волшебство усыпляет их души, оно делает людей гибкими орудиями в руке Желтого Дьявола, рудой, из которой он неустанно плавит Золото, свою плоть и кровь».
Издавна Нью-Йорк называют большим яблоком, уж не тем ли яблоком, вкусив которое человек уже никогда не обретет рай? Экскурсоводы говорят, что яблоком город назвали потому, что первым деревом подарившим колонистам плоды стала яблоня.
Согласно другой легенде в XIX веке в Нью-Йорке было много публичных домов, завсегдатаи которых называли «яблочком» каждую новую молоденькую проститутку.
Интеллектуалы считают, что город обязан своему названию корреспонденту газеты «New York Morning Telegraph» Джону Фитцджеральду, впервые написавшему в спортивном репортаже о скачках: «Лошади любят яблоки, а скачки в Нью-Йорке – это «большое яблоко».
Афроамериканцы связывают отожествление Нью-Йорка с большим яблоком с чернокожими джазовыми музыкантами, у которых в первой четверти XX века в ходу был следующий афоризм, «На дереве успеха много яблок, но если тебе удалось завоевать Нью-Йорк, тебе досталось большое яблоко».
Факты о городе желтого дьявола:
Голландский коммерсант и путешественник Питер Меньют в 1626 г. купил остров Манхеттен у местных индейцев за $25;
Из четырех лидирующих мировых бирж,75% работают в городе желтого дьявола;
В городе функционирует 1 000 000 коммерческих организаций;
47% жителей Нью-Йорка не используют в быту английский язык;
Город желтого дьявола занимает 4 место в мире по объемам финансирования, перед ним идут бюджеты США, и 2-х штатов Калифорнии и Нью-Йорка;
Нью-Йорк мировой лидер по количеству небоскрёбов;
В ресторанах города представлены кухни большинства народов мира;
Сегодня Нью-Йорк и Америка напоминают Древний Рим. Размеры зданий, смешение наречий, культур, верований, разнообразие товаров привезенных из дальних уголков мира - объединены на глазах дряхлеющим мифом: Нью-Йорк город «бесконечных возможностей». Пока еще в этот город на магический блеск золота, тянутся те, кто хочет крутиться вокруг прибыли и наживы, кто жаден, хитер, ловок, и, не задумываясь ради богатства, готов продать душу желтому дьяволу.
Свежие комментарии