Давным-давно я написал пост на ФД под названием "Ее звали Надежда". Это о женщине, которая была невестой моего друга, погибшего в бою у меня на глазах. Потом, через некоторое время, эта женщина стала моей походно-полевой женой, и нам было хорошо вместе. Но настоящей женой не стала. Мы расстались… Я лежал в госпитале раненный в ноги и она сказала:если ты не встанешь на ноги, то я заберу тебя с собой в Сибирь.
Приготовься, ты станешь сибиряком…? Но я встал, и как только врачи сказали, что "ходить будет", она собралась и уехала с войны к себе домой. Я не поехал за ней, выписавшись из госпиталя.Долго и трудно описывать причины, по которым мы так поступили. Но когда я лежал на носилках на обочине взлетной полосы кабульского аэродрома (меня вывезли, чтобы я мог проводить ее), и видел, как самолет, в котором она улетает навсегда из моей жизни, набирает высоту, я знал, что в кармане у нее спрятана фотография того погибшего моего друга. Он был снят уже после смерти, в нашей санроте, где его тело готовили к последнему полету в "Черном тюльпане". И на этой фотографии его челюсть была повязана белым вафельным полотенцем. Так было положено, чтобы отпавшая челюсть не окостенела. А лицо его оставалось таким же, как было при жизни, потому что он получил пулю в сердце, а не в голову.
И все то время, пока я жил с ней на войне в ее домике, все то время, когда она осторожно выглядывала сквозь занавеску, считая заходящие на посадку вертолеты, и даже тогда, когда ей как-то дали радиостанцию, а она знала мой позывной и слышала, как трудно нам пришлось в горах в тот день, эта фотография лежала у нее в кармане. И даже тогда, когда она выскочила из дома, потому что последний вертолет, в котором находился я, задержался на двадцать минут (все сели, а нас все не было и не было), и она, не выдержав, рванула прямо на посадочную площадку и бросилась мне на грудь, едва не сбив меня с ног, фотография так и лежала у нее в кармане.
И я ни разу не сказал ей: "убери ее куда-нибудь подальше! Я не могу так…" Мне было стыдно просить ее об этом, потому что он был моим другом, и пока он был жив, она была его невестой. А когда он погиб… Тогда какая разница, что было раньше?… Так устроена война, что там слегка смещаются нравственность обыкновенной жизни… И я молчал, но помнил об этой фотографии… А ее самолет набирал кругами набирал высоту среди гор, отстреливая тепловые противоракетный ловушки, и я знал, что я не поеду за ней в Сибирь, чтобы забрать ее оттуда., когда выпишусь из госпиталя.
Сегодня утром меня разбудил телефонный звонок. Это была она, звонила из Тобольска. Нет, не подумайте, мы вовсе не в ссоре, и даже встречались раз пять-шесть за последние двадцать лет. Иногда перезваниваемся. Она никогда не была замужем, но в прошлом году вдруг вышла. И сразу радостно поставила меня об этом в известность. Я поздравил ее и сделал это искренне.
А сегодня она вдруг спросила: – Ты, по-прежнему, один? – Почему один, у меня есть дочь, даже две, – отшутился я. – А где твоя еврейка? – спросила она (она была в курсе некоторых событий моей жизни. – Мы расстались. Уже давно… – ответил я. – Жалеешь? – спросила Надежда. – Да, очень, три года еле дышал из-за этого! – Нет, я не об этом, – вдруг сказала она.- Я о всех этих годах… Я замялся, а потом ответил: – Во всяком случае, помню…
Мы договорились ехать в Иван-город, где похоронен мой друг и ее жених. 18 марта этого года будет ровно двадцать лет с того самого боя. Я был легко ранен еще в самом начале и приостановился, чтобы меня перевязали. В обще-то, это была царапина, просто немножко болезненная. А он побежал дальше и погиб. Я был опытнее: если бы я не приостановился тогда, он бы остался жив. Я помню тот день до мельчайших подробностей. Как была грязь по колено, в которой вязли даже БТРы, как я припал на колено и схватился за руку, выронив автомат, и начал матерно ругаться, как он крикнул санитару набегу: "лейтенанта перевяжи!"
Если я не слягу в госпиталь, то числа 10 марта я позвоню ей и она прилетит в Москву, откуда мы уже будем вместе добираться до Ленинграда, а оттуда до Иван-города, что у самой границы с Нарвой на другой стороне реки. Мне говорят, что память не нужна. Мне часто говорят на этом самом сайте, что прошлое надо отринуть и больше не возвращаться к нему. Но как это сделать? И зачем? Через год после нашего возвращения из Афганистана по одиночке, мы вместе побывали у его матери. И вдвоем были на кладбище и рядом с ней стояли над его могилой. И он не мог осудить нас за то, что произошло между нами после его гибели, потому что он тоже воевал и знал, что это такое- война. И даже мать его, догадавшаяся, что это не так просто мы приехали вдвоем, не осудила нас… И даже постелила нам в одной комнате, хотя я улегся на полу. Только в его доме не хватало нам спать вместе…
Нет, прошлое надо помнить. Во всяком случае для того, чтобы чувствовать себя человеком, а не животным, и не "Иваном, не помнящим родства". И я поеду на это кладбище, если не свалюсь в госпиталь. И встречусь с Надеждой. И пусть ничего уже между нами не будет, потому что двадцать лет, есть двадцать лет, и жизнь давно развела нас в стороны.
Вот только интересно, возьмет ли она с собой ту фотографию? Я не буду у нее этого спрашивать. Но все-таки, интересно…
Карен Микаэлович Таривердиев, майор ГРУ, орденоносец, сборник рассказов «ВЕЗУЧИЙ»
Свежие комментарии