Гражданская война в Киеве оставила только один великий роман – булгаковскую «Белую гвардию». И роман этот русский! Что не удивительно. Ведь до революции Киев действительно был русским городом.
Первые настоящие проблемы с товарами Украина почувствовала уже в 1917 году – сразу же после Февральской революции.
Еще не выскочил Ленин на броневичок, еще не запрыгали по улицам петлюровцы со шлыками, а в провинции уже исчезли чай и керосин. "Плохая" царская власть успела таки приучить народ зажигать по вечерам керосиновую лампу и попивать под ее уютным светом привозной китайский чаек. Сразу же со "свободой" эта скромная житейская радость улетучилась.КОНЕЦ СЛАДКОЙ ЖИЗНИ
Хутор матери киевского писателя Константина Паустовского находился совсем недалеко от Киева – в Чернобыльском уезде. Навестив эти места весной 1917-го, он вспоминал, как в гости к ним зашел полуголодный монах из лесного скита и попросил обменять "для братии" сушеные грибы на соль. Мать отсыпала монашку четверть мешка соли и напоила его чаем: "Он сидел за столом, не снимая скуфейки, пил чай в прикуску с постным сахаром, и мелкие слезы изредка стекали по его желтым, как церковный воск, щекам. Он тщательно вытирал их рукавом рясы и говорил: "Сподобил Господь еще раз перед кончиной попить чайку с сахарком. Истинно пожалел меня Господь, снизошел к моему прозябанию".
Впрочем, если честно, то первые признаки наступающих железных времен киевляне почувствовали еще до революции – с началом мировой войны. Как роковую веху вспоминали мемуаристы введение сухого закона, исчезновение кондитерских изделий и появление очередей. "В 1915 году дала о себе знать проблема хлеба, -- вспоминал киевский мемуарист Григорий Григорьев. – Вышел приказ – запретить выпечку и продажу тортов и пирожных в пределах города Киева. С такой неприятностью любители сладкого как-то примирились, за пределами города приказ силы не имел. Демеевка не входила в состав города, и там можно было получить какие угодно пирожные, конечно, за немного повышенную цену. Для этого нужно было только съездить трамваем на Демеевку".
Демеевка – это район нынешней Московской площади. Теперь тут автовокзал и библиотека им. Вернадского. И никто даже не помнит, что меньше столетия назад она неожиданно оказалась самым "сладким" киевским предместьем. Именно с этого кондитерского кризиса и маленьких цехов, находившихся тут, началась киевская кондитерская фабрика им. Карла Маркса, придумавшая знаменитый "Киевский торт", в основе которого типичные рецепты наших прабабушек – безе с орехами и густой масляный крем.
Но во время смены общественно-экономических формаций киевлянам было не до крема, и даже не до хлеба. Зрелища вытеснили все. Вид валяющегося прямо на улице человеческих трупов и брошенного оружия не шел ни в какое сравнение с каким-нибудь жалким эклером на тарелочке.
КАК ПРОДАЛИ УКРАИНУ "ЗА БУТЫЛКУ ШНАПСА"
Запомнилось киевлянам бегство разбитого красными воинства Центральной Рады в начале 1917 года. Это сейчас официальные украинские власти любят миф о Крутах. А тогда все выглядело куда прозаичнее. В февральский день, когда армия "батька Грушевского" драпанула из Киева, киевляне неожиданно обнаружили, что общественные туалеты в центре города забиты брошенными винтовками. Этот феномен объяснялся просто – храбрые казаки Рады стеснялись расставаться с оружием на глазах товарищей. А тут заскочил в уборную – прислонил ружье к стенке и выбежал на свет божий облегченным во всех смыслах. Большая часть этих "героев" так и растворилась в большом городе.
Красные поразили Киев двумя взаимоисключающими, на первый взгляд, особенностями – душегубством и любовью к просвещению. Они устроили террор в аристократическом квартале Липок, расстреливая всех с дореволюционными рожами, и отменили плату за посещение театров. Проблема была только с электричеством – из-за отсутствия топлива не работала городская электростанция. Но в Киевском оперном был автономный электрогенератор – его врубили и погнали народ с заводов слушать "Тоску" итальянского композитора Пуччини. Работяги сидели, выпучив от непонимания глаза, и заплевывали зрительный зал семечками. С хлебом по-прежнему были проблемы, о пирожных боялись даже вспоминать. Зато из Москвы по железной дороге эшелонами пошли брошюры Ленина и тоненькие книжонки под названием "Политграмота". Их раздавали по библиотекам "на шару".
Кончилось это чудо быстро – как только Рада договорилась с немцами и признала их протекторат над Украиной. В это же время отменили сухой закон. В продаже снова появились спиртные напитки. А так как появление алкоголя и германских оккупационных войск в Киеве совпали, то в ход пошла шутка: "Продали Украину за бутылку шнапса!".
ФЕЛЬДМАРШАЛ ЭЙХГОРН: "МЫ СДЕЛАЕМ ВАМ ВТОРОЙ ПАРИЖ!"
Немцев 1918 года местные жители вспоминали с невероятной душевной теплотой. Командовавший ими 66-летний фельдмаршал Эйхгорн – добряк и симпатяга, увидев, в какую помойку превратила революция "мать городов русских", а по совместительству столицу "незалежной Украины", сразу же заявил: "Мы сделаем из Киева второй Париж!"
Превращение началось с вокзала. Уже упомянутый мемуарист Григорьев, отец которого работал железнодорожником, вспоминал, как это было: "Товарищ отца вечером рассказал, что немецкий офицер, увидев мусор в зале ожидания, дал приказ всех пассажиров высечь розгами. Приказ был выполнен. Дальше пассажиров заставили убрать зал и пойти чистить пути. Немецкая "культура" начала действовать".
Учитывая, что приличная публика в это лихое время старалась отсиживаться дома, легко догадаться, что "пассажиры", выпоротые немцами, были, скорее всего, тем потным и грязным элементом с мешками на плечах, который до сих пор встречается на наших вокзалах. Порка только пошла ему на пользу! Нынешних мешочников тоже было бы неплохо приучать подобным образом к основам гигиены.
Уставшие от войны сентиментальные Гансы охотно играли в скверах с киевскими детьми. Но их начальство крайне раздражали нищие, расплодившиеся в городе за время войны, как тараканы. Немцы провели на них облаву по всем правилам охотничьего искусства, а потом погрузили в вагоны и вывезли за пределы Киева. Вся операция заняла два дня.
Еще за неделю оккупанты покончили с криминальными элементами. Пойманных карманников и домушников расстреляли на склонах Царского сада. Все желающие местные жители могли полюбоваться на эту поучительную картину – еще накануне их приглашали на экзекуцию специально расклеенные афиши.
Покончив с попрошайками и уголовниками, доблестная германская армия обнаружила, что Центральная Рада во главе с Грушевским тоже мало от них отличается, и, продолжая наводить порядок, разогнала и ее. Вместо Грушевского оккупанты посадили на украинский "престол" гетмана Скоропадского. Для Киева начались поистине веселые деньки – пир во время чумы. Киевские красавицы вовсю флиртовали с немецкими и гетманскими офицерами. Работали все театры, кинематографы и даже конские бега. По вечерам для гурманов предлагали специальные сеансы "фильмов для взрослых" -- по-нынешнему, порнографию. На Бессарабском рынке можно было, как и сегодня, купить наркотики (пол-Киева сидело на кокаине!) и даже десятилетнюю проститутку. Хочешь – одну, а можно – сразу парочку. Фельдмаршал Эйхгорн сдержал слово – на полгода Киев действительно стал "вторым Парижем".
Но тут в Германии произошла революция, немцы уехали домой, а в город ввалились орды Симона Петлюры. "Второй Париж , -- вспоминает Григорьев, -- потерял весь свой лоск, дворники равнодушно посматривали на кучи мусора, убирая, когда придет охота". Но антисанитария не беспокоила желто-голубую власть. Вместо того, чтобы чистить улицы, Петлюра взялся менять русские вывески на магазинах на украинские. Власти его хватило ровно настолько, чтобы воплотить в жизнь этот проект – ровно через шесть недель в январе 1919-го в Киеве уже были красные – дивизия Щорса.
КРАСНЫЕ УСТРОИЛИ ЖИЗНЬ, КАК В КИНО
Известный по фильму Довженко эпизод, когда Щорс с Боженко собрали всю буржуазию города в театре, навели на нее пулемет и потребовали выкуп, не выдумка. Так и было. Богатых горожан вычислили по спискам банковских вкладчиков. Активов в банках уже давно не было. Золотой запас последовательно растащили Центральная Рада, гетман и Петлюра. Наличные деньги выдавались вкладчикам ограниченными сумами. Но те упорно старались снимать со счетов все, что можно. Больше всего ценились дореволюционные "катеринки" -- сторублевые купюры с изображением Екатерины II и "петровки" -- 500 рублей с ликом императора Петра I. Деньги Петлюры презрительно именовали "лопатками" за то, что на них был изображен усатый крестьянин с этим сельскохозяйственным инструментом. Но к приходу красных финансовая система была уже в полном упадке. Все, что можно, и народ, и элита перевели в золото и глубоко спрятали. Тем не менее, пулемет Щорса, как помпа, выкачал из нее последние капли – спасая свои жизни, киевские буржуа пожертвовали припрятанную наличку на нужды революции.
К этому времени в городе на полную силу свирепствовал продовольственный кризис. Он начался уже при Петлюре. Петлюровцы, многие из которых, как говорится, сами были "от сохи", ненавидели все городское и считали, что организовывать регулярные поставки в не любивший их Киев не нужно – голодные киевляне сами поедут в село, если не хотят помереть с голоду. В окрестные села, по словам очевидцев, потянулись подводы, нагруженные дорогими трюмо, шкафами и даже роялями. Все это за бесценок уходило в обмен на сало и картошку. Настали золотые деньки для украинского кулачества.
ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ ЗОЛОТОГО ЗАКАТА
Как избавительницу в матери городов русских ждали только одну армию – белогвардейцев генерала Деникина. Для большинства тогдашних киевлян именно она была "своей". Но так получилось, что в августе 1919-го освобождать Киев от красных одновременно пришли петлюровцы со стороны вокзала и белогвардейцы – по мостам с левого берега Днепра. Две армии-освободительницы столкнулись на нынешнем Майдане Незалежности, называвшемся тогда Думской площадью.
Психологическая поддержка "болельщиков" была явно на стороне белых. Встречали их, как никого до и после во времена гражданской войны. Весь дореволюционный Киев вышел на улицы. Замелькали припрятанные в шкафах цилиндры, котелки и даже чиновничьи фуражки с круглыми кокардами. Дамы держали роскошные букеты для господ офицеров. А над всем этим великолепием носился позабытый аромат дорогих духов "Коти" -- их флакончики, несмотря ни на что, киевлянки спасли от красных, имевших привычку употреблять парфюмерные изделия вместо водки.
Но первыми поцепить свой флаг на здание городской Думы успели все-таки петлюровцы. Завязались переговоры – белые настаивали, чтобы рядом висел русский триколор. Мемуаристы описывают это противостояние по-разному. Но самое колоритное воспоминание оставил все тот же Григорьев. Одна из оказавшихся на площади дам в нарядной шляпе неожиданно "наехала" на петлюровского хорунжего: "Господин офицер! Почему вы не хотите, чтобы наш флаг был рядом? Мы ничего не имеем против вашего, но пусть и наш… Мы тоже победили". И тут хорунжий послал ее на три буквы "чисто русскими словами" и "правой рукой так заехал ей по затылку, что полетела в сторону сначала шляпа, а потом и ее обладательница".
Оскорбление дамы белые не простили. Белогвардейский полковник, споривший за знамя, пишет Григорьев, "мигом обернулся и отдал команду. Его конница бросилась в обратную сторону и быстро исчезла. Я, можно сказать, разинул рот, замер от удивления и удовольствия – такие вещи нечасто встречаются в твоем жизненном календаре… Буквально через три минуты со стороны Печерска послышался пушечный выстрел. Снаряд попал в здание Думы"…
Несговорчивые петлюровцы в панике бросились бежать не только с площади, но и из города: "Трехцветный флаг весело трепетал вблизи от архангела Михаила, -- дождался таки своей очереди".
Семимесячное пребывание белых оказалось последними закатными днями русского Киева. В отличие от хулиганской петлюровской и кровавой красной, это была наиболее интеллигентная власть, если такое определение вообще применимо к реалиям гражданской войны. Она не устраивала репрессий. Современники вспоминают, что попасть в контрразведку белых было совсем не то, что в лапы чекистов. Белые действительно старались разобраться, виноват ли перед ними человек, и охотно выпускали арестованных по ложным доносам. Зато именно в это время газета "Киевлянин" опубликовала списки расстрелянных ЧК перед бегством членов Клуба русских националистов. Почти половину из них составляли, как ни странно, типично "украинские" фамилии – Приступа, Бобырь, Гомоляка, Слинко. Эти люди искренне чувствовали себя русскими, за что и были убиты интернационалистами-большевиками.
Вооруженные силы юга России, как официально называлась армия генерала Деникина, оставили Киев с 5 на 6 февраля 1920 года. Они проиграли красным битву за Москву и были вынуждены отступать. Коммунисты снова вернулись в Киев. Жестокая для националистов ирония состоит в том, что власть белых в годы гражданской войны продержалась в Киеве в четыре раза дольше, чем петлюровская, а каждый второй солдат белых на 1920 год был родом с украинской земли. Это и показывает, кого, на самом деле, поддерживала Украина в гражданской войне.
Олесь Бузина, 14 марта 2008 года.
Свежие комментарии