Кирилл Орловский: путь от диверсанта № 1 до председателя колхоза-миллионера.
Война и мир, винтовка и плуг — эти взаимоисключающие понятия причудливо переплелись в судьбе очень неординарного человека, о котором мы по–прежнему знаем очень мало.
Что нового можно рассказать о человеке, когда уже снято множество фильмов, написано очерков и книг, когда уже хорошо известно, что это он — прототип одного из главных героев Михаила Ульянова в легендарном кинофильме «Председатель»? Оказывается, можно, да еще как. Ибо куда раньше, чем у режиссера Алексея Салтыкова, он стал прототипом Роберта Джордана — главного героя знаменитого романа Хемингуэя «По ком звонит колокол».
И что Золотую Звезду Героя Советского Союза нелегал–диверсант подполковник госбезопасности Кирилл Орловский получил раньше, чем председатель колхоза «Рассвет» Кировского района Орловский — звание Героя Социалистического Труда. И мало кто сегодня знает, что этот человек–легенда связал жизнь с разведкой, органами ВЧК, НКВД и НКГБ.
Борьба с бандитизмом, гражданская война в Испании, нелегальная работа в Китае, охота за гебитскомиссаром Барановичского округа — вот далеко не полный перечень его боевых операций. Сегодня, в преддверии 100–летнего юбилея КГБ, мы чуть приподнимем завесу тайны и секретности, окружавшую эту жизненную ипостась диверсанта номер 1 Орловского.
«Совершенно секретно. Экземпляр единственный»
Кирилл Прокофьевич Орловский родился в семье крестьянина–середняка в деревне Мышковичи теперешнего Кировского района Могилевской области 30 января 1895 года. Так как его близких родственников в Беларуси уже нет, рассказывать о нем буду, опираясь на материалы, с которыми удалось лично ознакомиться в Национальном архиве Беларуси.
Итак, с 1906 по 1910 год Кирилл Прокофьевич учился в Поповщинской церковно–приходской школе. Почти параллельно до 1915 года работал в хозяйстве отца. В 20 лет пошел на службу в царскую армию, дослужился до унтер–офицера и должности командира саперного взвода.
Участвовал в гражданской как командир Качеричского краснопартизанского отряда, до мая 1919–го — сотрудник Бобруйского ЧК. В 1920 году окончил курсы комсостава в Москве. Принимал участие в советско–польской войне, командовал краснопартизанскими отрядами в Польше и Западной Белоруссии.
Работал совместно со Станиславом Ваупшасовым. Два этих разведчика и диверсанта настолько были законспирированы, что о них не знали даже органы ОГПУ. Польские власти назначили высокую награду за поимку Мухи–Михальского (один из псевдонимов Орловского).
Выдержка из документа от 9 мая 1924 года:
«Пану старосте (собственноручно) в Столине. На основании представления Министерства внутренних дел Польши Председатель Совета Министров назначил за поимку бандита Мухи–Михальского 10 миллиардов марок и вместе с тем обещал награду до 5 миллионов марок тому, кто даст соответствующую информацию органам полиции и будет способствовать аресту упомянутого бандита».
В автобиографии Орловского, хранящейся в личном деле, говорится, что с 1925 по 1930 год он учился в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада имени Мархлевского, который готовил политработников. После этого работал при особом отделе НКВД БССР по подбору и подготовке краснопартизанских кадров на случай войны. С мая по январь 1936 года назначался уполномоченным особого отдела НКВД 5–го стрелкового корпуса Бобруйска.
Весь 1937 год Орловский под псевдонимом Стрик (от striker — ударник в спусковом механизме стрелкового оружия. — Авт.) был в нелегальной командировке в Испании, воевал в качестве командира диверсантов. Краткая выдержка из донесения Стрика:
«Совершенно секретно. Экземпляр единственный. Доношу, что 30 мая 1937 года я с группой в 10 человек испанцев и одним русским перешел линию фронта и направился в глубокий тыл фашистов для диверсионной работы. Прошел 750 километров, и только один раз 15 июля группа была обнаружена противником. Ночью со 2 на 3 июня 1937 года взорван товарный поезд».
Его группа выполняла сложнейшие операции, а самого Орловского называли человеком с «исключительной личной храбростью». Там же, в Испании, он неделю жил в мадридской гостинице «Гэйлорд», где и познакомился с Эрнестом Хемингуэем, став прототипом Роберта Джордана. Чтобы не подвергать риску его жизнь, Кирилла Прокофьевича назначили советником Мадридского интернационального разведывательно–диверсионного отряда, но он ещё дважды выводил свои группы в рейды. Во время одного из них получил тяжелую контузию позвоночника — слишком близко разорвалась граната.
«Никогда не был и не будет предателем»
В ноябре 1938 года вернулся в Москву. Орден Ленина за борьбу с испанскими фашистами ему вручили прямо в больничной палате. У врачей же был свой «приговор» — признание непригодным к работе в спецслужбах, а потому его направили заместителем ректора по хозяйственной части Чкаловского сельхозинститута, где, помимо непосредственных обязанностей, Орловский умудрялся посещать занятия. Кстати, эти знания ему пригодились в дальнейшем, на председательской работе.
На матерого и опытного диверсанта, побывавшего за границей, не раз писали доносы, обвиняя в измене Родине. В марте 1938 года арестовали брата его жены Натальи. Позже семья узнала, что из него пытались выбить показания против родственника. За Орловского вступился Семен Михайлович Буденный: «Я сто процентов уверен в его преданности. Он никогда не был и не будет предателем».
Весной 1941 года Кирилл Орловский направлен в Алма–Ату уже под видом сотрудника Наркомата цветной металлургии. Опытный разведчик и диверсант должен был организовать базу для советской агентуры. Выполнив одну задачу, он получает другую: в Синьцзяне выкрасть у контрразведки Чан Кайши советского резидента НКГБ. В результате успешной операции его переправили в СССР в ватном тюке.
Когда началась Великая Отечественная война, «Кирилл» (так он стал проходить по оперативной переписке. — Авт.) был ещё в Китае, но очень хотел, чтобы его направили в Беларусь для борьбы с фашистами. Все время повторял: «Я партизан–боевик, а не оперативник».
В Москву пришло письмо на имя начальника 1–го управления НКГБ СССР Павла Фитина (подпольный псевдоним «Виктор». — Авт.): «Кирилл» просит направить его в тыл фашистов для борьбы. Знает хорошо район Бреста, Барановичей, Пинска». Из Москвы ответили: «Если будет нужно — используем «Кирилла» на другой работе. Теперь он должен по–военному работать на вверенном ему участке». Тем не менее Орловский лично написал наркому внутренних дел СССР Лаврентию Берия заявление:
«Павлу» от завхоза Геологического управления в Синьцзяне: «Прошу Вашего распоряжения направить меня в тыл немецко–фашистских войск для краснопартизанской и диверсионной работы, где я смогу принести несравнимо больше пользы в деле защиты социалистического отечества, нежели находясь здесь на хозяйственной работе, так как в краснопартизанской и диверсионной работе я имею опыт не только в тылу немецких оккупантов в 1919 году и в тылу белополяков с 1920 по 1925 год, но и в глубоком тылу фашистских войск в Испании в 1937 году.
За семилетнюю работу мне приходилось нелегально десятки раз переходить линии фронтов и государственных границ и проводить десятки краснопартизанских и диверсионных боевых операций, громить противника, разрушать его коммуникации и вселять в них панику. В сентябре месяце 1941 года я такое заявление писал на имя товарища Фитина, но ответ получил через товарища Шибаева такой:
«Заявление ваше получили. Имеем в виду, при необходимости вызовем». Я думаю, что потребность в этой работе теперь, как никогда, имеется, и что если Вы меня пошлете, то я отдам все свои мысли, чувства, сердце и буду так же, как и прежде, громить заклятого врага человечества немецких фашистов и уничтожать (в тылу) вторгнувшуюся на нашу советскую землю фашистскую нечисть. 8 декабря 1941 года. Орловский».
Долгожданный ответ из Центра пришел 29 марта 1942 года. В нем «Виктор» сообщает, что «Кирилл» отзывается в Москву и просит устроить его семью в Алма–Ате. Немногим позже Орловского назначают командиром партизанского отряда специального назначения «Соколы» и перебрасывают в Беларусь.
В Национальном архиве хранится доклад командира разведывательно–диверсионной группы НКГБ БССР, Героя Советского Союза подполковника Кирилла Орловского министру государственной безопасности БССР генерал–лейтенанту Лаврентию Цанаве, датированный январем 1951 года. Вот его выдержка:
«В мае 1942 года я был отозван из спецкомандировки и прибыл в Москву. В 4–м управлении НКГБ СССР генерал–лейтенант Судоплатов поручил мне скомплектовать и подготовить разведывательно–диверсионную группу из числа военнослужащих войск НКВД в количестве 20 человек. До 25 октября 1942 года поручение мною было выполнено. Группа подобрана и подготовлена в составе: заместителя по разведке Никольского Сергея Александровича, комиссара группы капитана Черепанова, трех радистов с рациями и 15 человек бойцов.
В ночь с 25 на 26 октября 1942 года с самолета «Дуглас» на парашютах мы высадились в районе Выгоновского озера на границе Пинской и Барановичской областей БССР. В глухом лесу, в труднопроходимых пинских болотах мы попрятали свои парашюты и пешком перешли на территорию Барановичской области. В двух километрах от железнодорожной станции Буда в лесу построили маленькую землянку, из которой вели свою разведывательно–диверсионную работу первые 4 месяца.
Уже в феврале 1943 года под моим руководством работало несколько мелких групп, насчитывающих в своем составе 195 человек, из которых большая половина жила в Барановичах и деревнях. В первый период нами были использованы мои старые связи по диверсионно–разведывательной работе с 1920 по 1925 год.
В частности, восстановлены связи в деревне Кулени Ляховичского района, с двумя братьями Федоровичами, Скулей, Мельниковым, Халецким и Шпак из деревни Тальминовичи и другими, которые помогли мне завязать связь с населением и наладить разведывательно–диверсионную работу. Население Барановичской области снабжало нас продуктами питания, разведывательными данными и укрывало от врага.
После разгрома помещичьих имений все продукты и скот нами раздавались местному населению. Это облегчило вербовку связников, приходило значительное пополнение в наши ряды. В результате диверсионно–разведывательной работы уничтожено 2 полицейских гарнизона (далее идет перечень проведенных операций. — Авт.).
В 12 часов ночи с 16 на 17 февраля 1943 года агентурный разведчик Василий Халецкий доложил, что в 11 часов утра 17 февраля в Машуковские леса приедут на охоту на диких кабанов гебитскомиссар Вильгельм Кубе, его заместитель Фридрих Фенс, заведующий белорусскими лесами Захариус и другие видные фашистские заправилы. Их будет сопровождать охрана в количестве 40 человек. Они должны ехать из местечка Синявка Барановичской области, куда прибудут на машинах в лесничество Машуки, а дальше в глубь леса поедут на подводах с указанной выше охраной и большим количеством собак. Времени до начала операции оставалось мало, большинство моих людей были посланы на задание, а со мной лишь оставалось 15 человек, имеющих на вооружении один ручной пулемет, 5 автоматов и винтовку.
Надев маскировочные халаты, ещё до рассвета мы с группой бойцов из 15 человек подошли к дороге Синявка — Машуковские леса и замаскировались в снегу в 15 метрах от нее. Терпеливо ждали своей «добычи». В 11 часов утра на дороге показался обоз противника. Готовясь к операции, тщательно объяснил каждому бойцу задачу. Приказал открывать огонь только по моему сигналу после выстрела ручного пулемета. После этого все должны были стрелять по фигурам, едущим на обозе противника. Каждый боец находился друг от друга в 15 — 20 метрах.
Я рассчитывал на то, что исход боя может закончиться положительно в том случае, если воспользуемся моментом неожиданности и будем героически дерзать в этом бою. Когда ко мне приблизился обоз, я заметил, что охрана ожидала нашей встречи. Немецкие солдаты и полицейские держали наготове оружие и собак. Учитывая, что перевес сил был на стороне противника, открывать огонь по нему было бы бессмысленно, я не дал сигнала к бою. Противник проехал, совершенно не заметив нас. Я принял решение встретить его на этом же месте в 5 — 6 часов вечера при возвращении с охоты, учитывая, что бдительность будет принижена, а немецкие солдаты в течение дня устанут. Мои бойцы остались недовольны решением, а также февральским морозом, который пробирал до костей. Мы остались недвижимыми в снегу около 12 часов.
В 6 часов вечера в сумерках увидели тот же обоз, только с противоположной стороны. Охрана противника успокоилась. Видимо, считала, что опасность для них миновала. Оружие положили в сани, а начальство полупьяное, с двумя убитыми кабанами, лежащими на санях, ехало к местечку Синявка. Когда обоз приблизился на расстояние 10 — 15 метров, я дал сигнал к бою.
Были убиты Фридрих Фенс, Захариус, 10 фашистских офицеров и 30 человек охраны. Убежали всего лишь двое офицеров и двое полицейских. Потерь с нашей стороны не было. В ходе боя мне удалось бросить под сани две связки тола по 800 граммов. Третья связка, которую намеревался бросить, взорвалась у меня в руках. Я был тяжело ранен и контужен, доставлен в партизанский отряд Цыганкова для лечения, так как своего врача в группе не было. Как выяснилось позже, 18 февраля на место нашего боя прибыл крупный карательный отряд, но нас там уже не было.
Мы узнали, что комиссар Вильгельм Кубе на охоту тогда не приезжал. В отряде я подлечился, но участвовать в диверсионной работе уже не мог. 23 февраля из–за начавшейся гангрены без наркоза и простой пилой мне произвели ампутацию. В августе 1943 года на самолете был вывезен в Москву».
Колхозники подписывают протест против ареста испанского коммуниста Хусто Лопеса, 1960–е годы
«Все ли отдал для Родины?»
В сентябре 1943 года Кириллу Прокофьевичу Орловскому присвоили звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Он 8 лет работал в разведке, 72 раза пересекал линию фронта и проводил такие операции, по которым сейчас готовят бойцов спецназа.
Толовая шашка, разорвавшаяся в его руке после выстрела немецкого снайпера, разделила жизнь на две абсолютно разные части. В сложнейших полевых условиях, применяя анестезию в виде стакана самогона, обычной столярной пилой на столе, сделанном наспех из кольев и лыж, и под обстрелом ему полностью ампутировали правую руку и четыре пальца на левой. С тяжелыми увечьями и I группой инвалидности его начисто списали и отправили домой, к семье.
Кирилл Прокофьевич вернулся в Москву к жене Наталье и дочерям Лидии и Светлане. В музее Кировска сохранились краткие воспоминания самого героя:
«Я пришел к себе домой и остановился перед дверью. За дверью были жена и дети. Я постучал в дверь ногой, потому что позвонить мне было нечем...»
Встреча комиссаров «Соколов» Григория Ивашкевича и Кирилла Орловского, 1967 год
Но нужно было совершенно не знать склад ума и характер Орловского, чтобы предположить, что он, Герой Советского Союза, будет сидеть «на печи», тихонько доживая свои годы. Шестого июля 1944 года его старшая дочь Лидия под диктовку отца написала письмо Иосифу Сталину:
«Благодаря Народному комиссару государственной безопасности товарищу Меркулову и начальнику 4–го Управления товарищу Судоплатову материально я живу очень хорошо. Морально — плохо. Партия Ленина — Сталина воспитала меня упорно трудиться на пользу любимой Родины; мои физические недостатки (потеря рук и глухота) не позволяют мне работать на прежней работе, но встает вопрос: все ли я отдал для Родины и партии Ленина — Сталина?
К моральному удовлетворению я глубоко убежден в том, что у меня имеется достаточно физических сил, опыта и знания для того, чтобы ещё принести пользу в мирном труде.
Одновременно с разведывательно–диверсионной и партизанской работой я уделял возможное время работе над сельскохозяйственной литературой.
С 1930 по 1936 год по роду своей основной работы я каждый день бывал в колхозах Белоруссии, основательно присмотрелся к этому делу и полюбил его.
Если бы Правительство СССР отпустило кредит в размере 2.175 тысяч рублей в отоваренном выражении и 125 тысяч рублей в денежном выражении, то я бы на моей родине, в деревне Мышковичи Кировского р–на Могилевской области, в колхозе «Красный партизан» до 1950 года добился бы следующих показателей... (далее следует перечень. — Авт.).
Прошу Вашего указания, товарищ Сталин, о посылке меня на эту работу и предоставлении просимого мною кредита».
Дом в Мышковичах, где жил председатель
Сталин не возражал, просьба Кирилла Орловского была удовлетворена, он вернулся на малую родину. В январе 1945 года его избрали председателем колхоза «Рассвет», бывший «Красный партизан», Кировского района.
Родных и близких у Орловского в Мышковичах не осталось. Но жива ещё Валентина Кирилловна Рудакова, которая долгие годы была приемной дочерью — в деревне её все называли «старшынёва»:
— Я рано осиротела, и моя родная тетя Татьяна Васильевна Белявская в 1946 году забрала меня к себе. За год до этого она вышла замуж за Кирилла Прокофьевича, к тому времени разведенного с первой женой Натальей. Я помню, как она приезжала один раз в Мышковичи.
Тетка моя ей тогда сказала: «Я не против, оставайтесь и живите, если хотите». Наталья ответила: «Нет, вы живите с ним, я из Москвы сюда не поеду». Больше она не приезжала. А он самостоятельно ничего делать не мог. Ни одеться, ни раздеться, ведь одной руки не было, а на второй только культи от пальцев остались.
Гостей всегда было много в колхозе, самых разных званий и чинов. Машеров в гости часто приезжал, но один его приезд до сих пор помню.
Дядя лежал, как обычно, во дворе на раскладушке. Слабый, болел, тяжело ему все давалось. Петр Миронович стал возле него, лежачего, на колени на землю и говорит: «Что же вы, Кирилл Прокофьевич, в темноте лежите? На улице совсем света нет». На следующий день загорелись фонари.
Кирилл Прокофьевич умер легко. Сели в обед за стол, он попросил свое обезболивающее, выпил, только притронулся к еде и — осунулся.
Его именем названы улицы
Конечно, никто не забудет ни тех лет, ни тех людей, с которыми им довелось жить и работать. Особенно таких, как Кирилл Орловский.
Под руководством бывшего разведчика–диверсанта «Рассвет» стал первым в послевоенном СССР колхозом–миллионером. В 1958 году председателю присвоили звание Героя Социалистического Труда.
Пять орденов Ленина и орден Красного Знамени — далеко не все его награды. Избирался депутатом Верховного Совета СССР третьего — седьмого созывов. В 1956 — 1961 годах — кандидатом в члены ЦК КПСС. Умер 13 января 1968 года, позже колхоз «Рассвет» назвали его именем. Его имя носят улицы в Могилеве, Клецке, Бобруйске, Ганцевичах.
На центральной площади Мышковичей возле Дворца культуры стоит бюст Орловского. У подножия, по задумке архитектора, два символа судьбы — винтовка и плуг, война и мир.
Автор: Наталья Часовитина
Источник: www.sb.by
Свежие комментарии