Имя  Любови  Столицы1 встречается  в  воспоминаниях  или  письмах многих  поэтов  Серебряного  века.  Она  была  одной  из  «101 поэтессы Серебряного века»2 и держала в Москве салон «Золотая гроздь», в которомперебывала,  «кажется,  вся  литературная,  художественная  и  театральнаяМосква3».  В  том  числе  т.

н.  «новокрестьянские  поэты» –  Н. Клюев,С. Клычков  и  С. Есенин.  Отношения  Л. Столицы  с  С. Есениным  хорошопрокомментированы благодаря Летописи жизни и творчества С. А. Есенина(далее –  ЛЖТ  Есенина),  чего  нельзя  сказать  о  Н. Клюеве,  о  творчествекоторого Л. Столица написала статью (1912), требующую комментариев, а также о С. Клычкове. Главным источником биографических данных о Л. Столице, пока не вышел шестой том биографического словаря «Русские писатели 1800–1917»со  статьей  Т. Л. Никольской,  являлась  статья  М. В. Акимовой  и Л. Я. Дворниковой4. Она опирается на биографический очерк, подписанный «Еръ» –  возможно,  сын  поэтессы,  Е. Р. Столица,  который  сопровождалпосмертный  сборник  стихотворений  Л. Столицы,  вышедший  в  Софии  в1934 г.5, и на мемуары Нины Серпинской (1893–1955), которые несколько летназад были изданы целиком отдельной книгой6. Л. Н. Столица,  урожденная  Ершова,  родилась  в  1864 г.  в  Москве,  в Рогожской слободе, в семье зажиточного ямщика, сохранившей религиозныеи  бытовые  традиции.  В  1902 г.  она  окончила  с  золотой  медальюЕлисаветинскую гимназию, где увлекалась русской историей. Если верить ееполуавтобиографическому роману в стихах «Елена Деева» (1916), она тогдачитает сказки и легенды, Овидия, Слово о Иосафате, Калевалу, «Песнь о Гайавате» Лонгфелло, «Пана» К. Гамсуна.

В том же 1902 г. она вышла замуж за Романа Столицу, студента пятогокурса  Политехнического  института,  отец  которого  командовал  лейб-гренадерским полком. В 1905 г. она поступила на историко-филологическоеотделение  Московских  высших  женских  курсов.  Ее  первые  стихи  (трипроизведения)  были  напечатаны  в  престижном  журнале  «Золотое  руно»(1906,  № 10)  вместе  с  негативной  рецензией  на  книгу  К. Бальмонта«Стихотворения»  (1906).  Столица  сошлась  с  московскими  символистами,печаталась в целом ряде журналов, газет, альманахов и антологий (больше 20изданий), в том числе в феминистических журналах (статья «Новая Ева» в«Современной женщине»). Ряд стихов Л. Столицы был переложен на музыкуА. Гречаниновым и Р. Глиэром.Первый поэтический сборник Л. Столицы – «Раиня», то есть райскийсад – вышел в 1908 г. Это своего рода ряд фламандских картин времен года,«земных  обрядов»  (крестины,  свадьба,  похороны)  и  «дней»  недели,  илииллюстрации к «Воззрениям  славян  на природу» А. Афанасьева.  Сборниквключает в себе и две поэмы – «Русь» (посвященная Б. Зайцеву) и «Рай» (сэпиграфом  из  Андрея  Белого  и  из  апокалиптического  стихотворения В. Брюсова  «Замкнутые»):  через  леса  и  болота  таинственный  старецпроводит Поэта – девушку, которая бросила город, – средоточие болезней итрудов – в земной рай, где  нагой пастух берет ее в жены, снявши с неемертвую кожу – городскую одежду. Они будут жить в любви, работе и спеснями.  Можно  назвать  эту  поэму  поэма  утопией  «адамическойностальгии», по выражению Мирчи Элиаде7.И. Анненский уделил Л. Столице достойное место наряду с З. Гиппиус,Поликсеной Соловьевой (Allegro), Черубиной де Габриак (Е. Дмитриева) идр. в своей статье о лирической женской поэзии (третья часть статьи «Осовременном  лиризме»8).  Отмечая  (не  без  некоторой  боязни)  «Дионисовчудный  дар»,  «яркую  чувственность  и  осязаемость  образов»  Л. Столицы, И. Анненский увидел в ее поэзии лик «женщины будущего мира» и оценилточные эпитеты и размер, соответствующий сюжету.

М. Волошин, познакомившись с Л. Столицей в апреле 1909 г., включилее  в  число  поэтов  «русского  склада» –  вместе  с  С. Городецким  («Ярь»),А. Н. Толстым («За синими реками») и С. Клычковым («Песни»)9. Его стихиЛ. Столицы  «очаровывают  своей  свежестью  и  подлинностью».Отрицательный отзыв дал Ю. Верховский10.Второй сборник – «Лада (Песенник)» – вышел в 1912 г. в издательстве«Альциона»,  где  в  следующем  году  выйдет  вторая  книга  С. Клычкова –«Потаенный  сад»,  с  циклом  «Кольцо  Лады».  На  обложке –  рисунокС. Конёнкова, который воплощал в дереве весь мир славянской мифологии идружил с С. Клычковым и С. Есениным. В кратком предисловии Л. Столицаопределяет свое представление о Ладе: «Лада в моем поэтическом представлении – это прежде всего буйная11,девственная  сила,  разлитая  во  вселенной.  Мировая  девичья  душа.  Еекрасотою живы радуги  и зори;  ее дыханием  творимы цветы и плоды; ееголосом веселимы птицы и сердца».Лада Л. Столицы – своего рода дионисийская София символистов. Нославянская «боговщина» «умерла тысячу лет назад», и поэтому Л. Столицаутверждает,  что  она  «нигде  не  подделывалась  под  “архаичный”  стиль».Песни Л. Столицы разделены на весенние, летние и осенние. Они посвященыстихиям, зверям, мифическим птицам (Гамаюн, Сирин, Алконост, Финикс). Для В. Брюсова Л. Столица «осталась верна себе: нарумяненная Русь снарочито  русскими  словечками,  с  условно-славянской  мифологией,  стяжкими погрешностями против хорошего вкуса (“небо голубо”)»12.Некоторые стихотворения  были  предварительно  опубликованы  в1911 г.  в  «Антологии»  издательства «Мусагет»,  где  фигурировал  иС. Клычков.  Н. Гумилев  характеризовал стихи  Л. Столицы  как «смелые,сильные  и  законченные»,  но  увидел  в  них  какое-то  сентиментальное«сладострастие»13.  А. Блок осудил эту «Антологию» («зачем она?»): «Зачемвдруг – Потемкин или Л. Столица? Это уж какая-то нестроевая рота14». Вписьме к  Андрею Белому от 16 февраля 1911 г. С. Бобров рассказывает опоэтическом  вечере «Мусагета», на котором Л. Столица прочла свои стихивместе  с  Вяч. Ивановым,  В. Брюсовым,  Эллисом:  «прекрасные  стихи,  ноочень  бесстыжие,  “шалые”  и  “простоволосые”15».  В. Брюсов  включилС. Клычкова  и  Л. Столицу  в  круг  поэтов,  которые  «ищут  источниковвдохновения в народной поэзии <...>. Первый их них в своих стихах гораздовыдержаннее,  вторая  слишком  часто  нарушает  стиль  каким-нибудь модернистическим словцом, но все же стихи обоих производят впечатление нарочитости, придуманности, и им еще далеко до попыток в этом роде гр.А. Н. Толстого»16.В  1915 г.  вышла  третья  книга  стихов  –  «Русь»  –  с тютчевским эпиграфом («Умом Россию не понять...»). Это своего рода этнографическаяпоэзия –  о  быте  и  людях  деревни.  Стихотворения  напоминают  картиныБ. Кустодиева  или  «Лето  Господне»  (1927–1948)  И. Шмелева.  В  1917 г.М. Волошин характеризовал поэзию Л. Столицы (в черновике статьи) такимобразом:  «Голос  московский,  с  мещанской  распевкой,  талант  сдобный  ирумяный»17.В 1916 г. Л. Столица издала роман в стихах (ориентируясь на «ЕвгенияОнегина») – «Елена Деева»: героиня, разочаровавшись в любви и в жизни вбольшом городе, переодевается в мужское платье подобно кавалерист-девице Дуровой и отправляется сражаться на германский фронт. Книга была дважды переиздана в 1917 г. (и позже, в 1923 г., в Софии).В 1916–1918 гг. Л. Столица писала для театра: романтическую драму встихах «Голубой ковер», поставленную в 1917 г. А. Я. Таировым в Камерномтеатре, «Святую блудницу» (по житию св. Марии Египетской) и около 12пьес-миниатюр для театра «Летучая мышь».В 1918 г. после того, как ее родина «добычей сделалась безумцев иневежд»18, Л. Столица вместе со своей семьей бежала из Москвы в Ялту,потом в Ростов-на-Дону, где участвовала в кружке писателей и художников-беженцев  у  «субботников»  Е. Ф. Никитиной19.  Она  также сотрудничалавместе с И. Эренбургом, Е. Чириковым, И. Билибиным, Е. Лансере и др. в ОСВАГе  (Осведомительное  агентство,  занимавшееся  антибольшевистской пропагандой)20. Интересно отметить, что весной 1920 г. в обращении поэтов-конструктивистов о  созыве первого  Всероссийского  конгресса  поэтовЛ. Столица  еще  упоминается,  притом  среди  поэтов-реалистов  (вместе  с И. Буниным)21.В 1920 г. она эмигрировала в Грецию, и через год (сентябрь 1921 г.)обосновалась  в  Болгарии,  где  стала  участвовать  в  многочисленныхэмигрантских журналах и литературных вечерах. Она умерла от сердечногоприступа 12 февраля 1934 г. И. Северянин посвятил ей сонет, содержащийключевые  слова  ее  поэзии  (краски,  красочность  («ярче,  чем  Малявин!»),удаль, вольный дух, разгульный стих) и упрекавший критику в предвзятомотношении к ней22:Воистину – «Я красками бушую!»Могла бы о себе она сказать.Я в пеструю смотрю ее тетрадьИ удаль вижу русскую, большую.Выискивая сторону смешную,Старались перлов в ней не замечатьИ наложили пошлости печатьНа раковину хрупкую ушную...И обожгли печатью звонкий слух...А ведь она легка, как яблонь пух,И красочностью ярче, чем Малявин!О, если бережнее отнестись, –В какую вольный дух вознесся б высь,И как разгульный стих ее был славен!Разнообразное творчество Л. Столицы объединяет, по В. Крейду, один«метаобраз» –  Святая  Русь:  «Этот  центральный  образ  является  ядром  еемироощущения,  и  ему  же  подчинены  формальные  компоненты  поэтики:простодушные и лубочно-красочные эпитеты, сравнения, основанные болеена опыте коллективном, народном, нежели на индивидуальном, составныерифмы,  ассоциирующиеся  с  народным  юмором –  балагурством,злоупотребление  прозаизмами  в  стихах,  часто  встречающиеся  гиперболыфольклорного  происхождения.  Ее  понимание  музыкальной  стихиипоэтического  творчества  связано  с  песенно-фольклорной  традицией  <...>.Сборник  “Лада”,  имеющий  подзаголовок  “Песенник”,  являетсяпредставительным для целого пласта литературы Серебряного  века своиминтересом к славянской мифологии»23.Л. Столица – представительница «русского стиля» в литературе (вместес С. Городецким, с кружком «Краса»24), соответствующего «русскому стилю»в архитектуре (от Спаса на крови до Абрамцево и Федоровского городка), вживописи (Кустодиев, Малявин и др.) и в возрождении народных промысловпод эгидой кн. Тенишевой. Этот стиль расцвел при Александре III и лежит воснове  неонароднического  символизма  (неоромантизма)  начала  ХХ века.Надо отметить, что к образу «святой Руси» примешивается (у С. Городецкогов «Яри»25, у Л. Столицы) и языческая Русь как буйная стихия. Война даст этому  течению  новый  импульс.  В  некоторой  мере  наши  «крестьянские поэты» отдали ему дань. Они были посетители ее литературно-богемного салона, в квартире на Мясницкой, известного под названием «Золотой грозди», ибо брат поэтессывстречал  гостей  «в  венке  из  виноградных  лоз  на  голове,  с  позолоченнойчарой  вина,  которая  подносилась  каждому  приходящему»26:  «ЛюбовьНикитична [Столица –  М. Н.] – хмельная и ярко дерзкая, с знакомым мневакхическим  выражением  крупного  лица,  с  орлиным  властным  носом,серыми,  пристальными,  распутными  глазами,  в  круглом  декольте,  сприколотой красной розой и античной перевязью на голове, с точки зрениякомильфотной элегантности выглядела и держалась претенциозно, вульгарнои крикливо»27.Это  «дионисийство»  сочеталось  с  соблюдением  православныхпраздников28.  Дионисийство,  характерное  для  Серебряного  века  (подвлиянием Ницше29), напоминает собрания «чернокнижников» (А. Дружинин,Н. Некрасов, И. Тургенев и др.), которые плясали вокруг статуи Венеры, или вечера на «башне» у Вяч. Иванова.

По словам  Д. Н. Семёновского,  который посещал с Есениным салонЛ. Столицы  (оба  были  тогда  студентами  университета  им. Шанявского),«гостиная  у  нее  была  обставлена  на  барский  лад,  а  в  углах  стояли  наподставках  настоящие  снопы  с  приставленными  к  ним  цепами»30. Н. Серпинская описывает, с поздней оценкой, убранство салона: «Длинныестолы  с  деревянными,  выточенными  в  псевдорусском  кустарном  стилеспинками  широких  скамей,  убранство  столов  с  такими  же  чарками  исолонками подчеркивало мнимую национально-народную основу творчествахозяйки»31.Дача у нее была в таком же «псевдонародном стиле»32.Точно  как  в  «Попрыгуньи»  (1892)  А. П. Чехова:  «В  столовой  онаоклеила стены лубочными картинами, повесила лапти и серпы, поставила вугол косу и грабли, и получилась столовая в русском стиле».Салон Л. Столицы был эклектическим и описание поэтического вечерав романе «Елена Деева» соответствует, наверное, действительности:Молодые символисты,Прячась в темные вестоны,Здесь читали труд столистный <...>Молодые ж футуристы,Вздев оранжевые фраки,Декламировали враки,Неумны и голосисты.А средь них несмело, четко,И народник молодой,Щегольнув косовороткой,Лепетал стишок простой33.Первым  из  «крестьянских  поэтов»  с  Л. Столицей познакомилсяС. Клычков. В неизданном письме к П. А. Журову от 2 ноября 1911 г. онсообщает,  что  познакомился  с  Л. Столицей,  умственно  и  духовно  емублизкой34. Он же представил ее С. Конёнкову. По поводу, наверное, сборника«Лада»,  С. Клычков  писал  в  июне  1912 г.  Б. Садовскому,  что  ее  поэзия напоминает «ушедшую квашню: теста много, а блинов мало!35» В 1912 г. онпосвятил ей цикл из пяти стихотворений – «Садко»36. В 1922 г. говорит о ее«поверхностной  стилизации»,  которой  П. Радимов  сумел  избежать. 37 Этисуждения С. Клычкова о Л. Столице, по контрасту, позволяют определитьпоэтическое  кредо  С. Клычкова:  он  избегает  стилизации,  красочности,пышности.  Как  отмечает  Н. Солнцева,  «при  явном  сходстве  Клычков  иСтолица  оказались  антиподами,  как  дух  и  плоть.  Лада  Сергея  Клычковацеломудренна  <...>.  Лада  <Л. Столицы> –  это  свобода  эмоций,  жадностьплоти, раскованность чувства»38.Л. Столица и Н. КлюевЗнакомство  Л. Столицы  с  Н. Клюевым  состоялось,  по  всейвероятности,  в  1912 г.  в  конторе  журнала  «Новое  вино».  Журнал  сменилзапрещенную  «Новую  землю»,  издававшуюся В. Свенцицким  иИ. Брихничевым, священником, лишенным саном39, который создал в 1905 г.вместе  с  В. Эрном и П. Флоренским  прогрессистское движение «Христианское  братство  борьбы» 40 Л. Столица  участвует  вместе  сН. Клюевым,  С. Клычковым,  В. Брюсовым,  А. Блоком41,  В. Нарбутом,С. Городецким и др. в журнале «Новое вино». Она  опубликовала в «Новомвине» одно стихотворение («Рождество»,  1913,  №  2)  и  две статьи,посвященные Н. Клюеву и А. Блоку.В  статье  о  Блоке –  «Христианнейший  поэт  ХХ  века»  (1913,  № 2,январь,  с. 12–13)  Л. Столица,  которая  лично  не  знала  поэта42,  оспариваетпредставление о Блоке, как о келейном и аристократическом поэте, якобычуждом  «заветам  народничества  и  началам  общественности»,  искониприсущим  русской  литературе.  Для  Л. Столицы  Блок  «глубоко  народен,подлинно  общественен».  Учение  его –  «в  гордом  служении   дальнейзлатокудрой  Марии –  Деве –  Жене –  Купине –  Заре  и  в  великодушномпрощении ближней рыжекудрой Магдалине – блуднице – колдунье – маске –ночи. Его поэзия особенно нужна «теперь, в годы слабейшей нравственностии сильнейшей безыдейности».Статья  о  Клюеве  озаглавлена  «О  певце-брате».  Так  как  она  малодоступна,  приводим  ее  главные  положения.  Столица  дает  сначалаудручающую  картину  «молодой  русской  поэзии»:  «пусты ри  неплодногоэстетизма,  академизма  и  кларизма, –  и  болота  неудержного  словесногофутуризма, кубизма и рундизма43, и сомнительная поросль “научной” поэзиии далеко неослепительные цветы “интимной”». И вот замечательное явление «необычайной,  нечаянно-радостной»  поэзии  Николая  Клюева.  Л. Столицатак  определяет  его  «Братские  песни»  (издание  «Новой  земли»,  спредисловием  В. Свенцицкого):  «Как  озеро,  вспоены  они  светлым  небомнового религиозного сознания; как луг, вскормлены темною землею древнегонародного творчества. Поэтому песни эти таят в себе таинственную связь спрошедшим  и  с  грядущим,  с  человеческим  и  божеским,  со  звериным  исерафимским.  <...>  И  эта  истинная  хвала  истинному  Богу  так  насущно-нужна, так подлинно-желанна именно теперь, когда поэты расточают свои кощунственные  “Аллилуйи”44 лесовикам,  шишигам,  домовихам  и  прочимнежитям – неживым, бедным и слабым божкам вычурной неодекадентскоймистики <...>.Двояко представляется ему этот мир. И в одном представлении он –явный, земной, плотский, такой, как есть, а в другом – сокровенный, райский,мысленный. В зависимости от этого и в стихах его различаю я два тона,минорный и мажорный, два голоса, низкий и высокий, два строя, жалеечныйи гусельный. <...> <Одна> сторона Клюевского творчества – мученическая,голгофская, земная.Но вот поет он мир тот, т. е. землю новую, грядущую, и тогда ликуети торжествует, достигает, крылатый, нездешних высот, постигает нездешнейкрасоты. <...> Эту сторону его творчества называю я пророческой, райскою,надземною.Голгофизм и раизм – вот два течения в творчестве Клюева»45.Статья  кончается  замечаниями  о  форме,  к  которой,  как  считаетЛ. Столица, нельзя подходить с техническим аршином, «холодно учитыватьуместность некоторых ассонансов, подсчитывать аллитерации, устанавливатьнеправильность  в  ударениях».  Поэт  порой  достигает  совершенства  (и Столица приводит как пример строфы из стихотворений «Песнь похода» и «О поспешите, братья, к нам...»). Статья Л. Столица полемична по отношению ко всем модернистским,формалистическим  художественным  течениям,  и  в  этом  смысле  как  быпредваряет  статью  С. Клычкова  «Лысая  горя»  (1922–1923)46 ПоэзияН. Клюева  противопоставлена  всем  современным  течениям.  Л. Столицаверно  отмечает  двойственность  поэтического  вдохновения  Н. Клюева –земного  и  небесного,  определяя  ее  двумя  удачными  неологизмами –«голгофизм  и  раизм».  Первый  из  них  отсылает  к  общине  «голгофскиххристиан», основанной в 1909 г. старообрядческим митрополитом Михаилом(социалистом),  Д. Мережковским,  И. Брихничевым  и  др.  «Голгофскоехристианство» провозглашал журнал «Новое вино»: «Новое вино принес наземлю Христос. Это было новое животворное учение – о царстве Божием наземле. О новом свободном человеке – Сыне Божием.О всеобщей ответственности за грех и зло мира. О вселенском Огне.О  всеобщей  Голгофе.  И,  как  следствие  ее –  победе  над  смертью  иВсеобщем Воскресении...»47«Раизм»  соотвествовал  поискам  самой  Л. Столицей  «адамического»рая.  В  обеих  этих  статьях  Л. Столица  выражает  свое  поэтическое  имировоззренческое  кредо,  не  лишенное  (для  внешне  богемной  поэтессы)глубины. Как бы в эхо Л. Столице, выступавшей как «Природы радостнаясхимница» («Раиня», с. 31), Н. Клюев – «Природы радостный причастник»(«Набух,  оттаял  лед  на  речке...»,  1912)48. В  сборнике  Л. Столицы  «Лада»(1912) песни скопцов или хлыстов напоминают «Братские песни» Клюева.После  смерти  Л. Столицы  вышел  сборник  «Голос  Незримого».  Наобложке –  райская  птица  с  веткой  в  клюве.  В  основе  поэмы  «Лазорьчудный» –  послание  архиепископа  новгородского  Василия  к  тверскомуепископу  Федору  о  существовании  земного  рая  (1347).  Это  тот  жеутопический «раизм», который Л. Столица ценила у Клюева и который ещебольше, чем мотив «Святой Руси», характеризует, на наш взгляд, поэзию Л. Столицы.Н. Серпинская  упоминает  Н. Клюева  среди  посетителей  богемно-литературных  вечеров  «Золотой  грозди»  у  Л. Столицы,  но  дает  емухарактеристику, совсем не свойственную ему, перепутав его, может быть,спустя  20 лет, с  другим  поэтом: «бесшабашный  забулдыга  поэт  НиколайКлюев»49.Если  С. Клычков  и  Н. Клюев  познакомились  с  Л. Столицей  черезпоэтические круги («Альциона», «Мусагет», «Новое вино»), то для Есенинаместом встречи был ее салон.Авторы  биографического  очерка  о  Л Столице  предполагают,  что  с«Золотой гроздью» Есенина «могло связывать и сотрудничество в журнале“Северные  записки”,  где  были  напечатаны  его  стихотворение  “Русь”  иповесть “Яр”», и где печатались также Л. Столица и ее брат А. Н. Ершов50.Знакомство  Есенина  с  Л. Столицей  произошло  30  сентября  1915 г.:Л. Столица  подарила  ему  сборник  «Русь»  с  надписью:  «Новому  другу –который,  быть  может,  буд<ет>  дороже  старых...  С. А. Есенину –  ЛюбовьСтолица. 1915 года Сентября 30-ого дня. Москва51.» Из Петрограда Есенинпослал ей (22 октября 1915 г.) письмо, в котором вспоминает свою встречу сней: «Очень радуюсь встрече с Вами: суть та, что я приобщен Вами до тайн.<...> Поклонитесь всему Вашему милому дому <...>. До сих пор не вывеялся запах  целующей  губы  вишневки  и  теплый  с  отливом  взгляд  Ваш. <...>Любящий и почитающий Ваш С. Есенин»52.Есенин  посвятил  ей  четверостишие,  в  котором  метко  отметилдвойственность Л. Столицы – невинность и образ роковой женщины:Любовь Столица, Любовь Столица,О ком я думал, о ком гадал.Она как демон, она как львица.Но лик невинен и зорьно ал53.В том же году или в конце 1914 г., еще до этой встречи, Есенин назвалЛ. Столицу,  в  статье  «Ярославны  плачут»,  среди  поэтов-патриотов,  лиры которых «загремели с призывом Жанны д'Арк»54.Как  видно  их  этих  свидетельств,  Любовь  Столица  занимает  непоследнее место в окружении крестьянских поэтов. Ее поэзия, ее дух былиим  близки.  Для  современников  их  имена  стояли  рядом;  в  рецензии  насборники М. Цветаевой «Царь-девица» и «Ремесло» С. Бобров писал: «Книгапрямо  искрится  своими  отдельными  строками,  где  так  отлично,непосредственно понята песня, понят былинный лад. Понят так, как давно неприходилось видеть, как не удавалось никому из писавших в русском стиле,ни Бальмонту (в его “Жар-птице”), ни Клюеву, ни Клычкову, ни Столице, неговоря уж, разумеется, об Есенине и его подражателях»55.Не ее вечера «Золотой грозди», а прежде всего салон З. Гиппиус Клюевимел  в  виду,  когда  предостерегал  начинающего  Есенина  от  увлечениймодными салонами. Но заметно ироническое отношение Клычкова и Есенинак  эксцессам  ее  «русского  стиля».  Благодаря  своему  верному  вкусу  ониосознавали, чего должны были избежать: сусальности, стилизации. Можносказать, что Л. Столица невольно помогла «новокрестьянским поэтам» найти свой собственный голос.

М. Никё

---

Избранные стихотворения Любови Столицы:

«Весенняя муза»

«Осень»