На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

БЕЛЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

26 687 подписчиков

Свежие комментарии

  • Сергей Ермилин
    Не стоит забывать о том, что убрали царя от власти, именно белые генералы!!!...А вероломство Маннергейма, доказывают ...Почему Маннергейм...
  • Олег Зайчиков
    Юрий Васильевич Сергеев рассказывает этот факт от участников тех боёв .,ветеранов и их потомков ......Отец и сын против...
  • Олег Зайчиков
    https://youtu.be/H2bWHvsVJ9k?si=nYbJUVveK2vqoMPu&t=4Отец и сын против...

СКВОЗЬ СМЕРТЬ. Владимир Николаевич Ильин

 

 

   «Безумствуешь ты, Павел. Большая ученость доводит тебя до сумасшествия», – сказал ап. Павлу правитель Фест (Деян. 26,24). Этот знаменитый упрек великому апостолу можно было бы отнести и к Владимиру Николаевичу Ильину. Но тут сразу же напрашивается и другое. Основывая свою систему преподавания, Р. Штейнер советовал будущим педагогам учить детей не только «запоминать», но и «забывать». Но забывать Ильин не умел. Стоило ему хоть бегло прочесть книгу, он запоминал ее навсегда. А своего любимца Гоголя знал чуть ли не наизусть: во всяком случае, на лекциях, докладах или просто в разговоре по памяти цитировал целые страницы из «Мертвых душ» или «Вия». Да только ли Гоголя! На одном вечере, посвященном Толстому и Достоевскому, защищая автора «Анны Карениной» от творца «Бесов», от слишком резких нападок за его «извращенное христианство», Ильин напомнил о сцене, где умирающего старика Верховенского спешно вызванный священник с «чашкой чаю в руках» начал напутствовать заученными штампами, только смутив присутствовавших. В истолковании Ильина это было издевательством над Церковью.

 

            Однажды мы были у нашего общего знакомого А.В.Руманова (бывшего представителя сытинского «Русского слова» в Петербурге), когда у него сидел некий Татумьян (если я переврал фамилию, буду благодарен тому, кто исправит). Знакомясь с ним, В.Н. тотчас же рассыпался в комплиментах за его докторскую диссертацию по политической экономии! Может быть, он и был известен, лично я никогда о нем не слышал.

 

            Но это не все: после своей смерти В.Н. оставил буквально гору нот сочиненных им опер. В музыке я ничего не понимаю, но мой молодой друг и ученый музыковед А.Лишке, просмотрев некоторые из них, уверял меня, что оперы и интересны, и свидетельствуют о таланте автора, но страдают одним недостатком: слишком большой сложностью и поэтому трудностью исполнения.

 

            Однажды у меня засиделся Георгий Иванов, а я обещал В.Н. быть на его лекции о Тютчеве. Я предложил Жоржу пойти вместе. Но он возмутился – «Ну что твой Ильин понимает в поэзии, да еще в тютчевской!» Но я все же уговорил, и мы пошли. Надо было видеть презрительную улыбку, с которой Иванов уселся чуть ли не перед самым лектором. Но надо было видеть и как эта улыбка, исчезая, перевоплотилась в напряженное внимание. В вихре тютчевского «двойного бытия», «шевелящегося хаоса», «демонов глухонемых», «мысли – изреченной лжи» закружились бемовский «унгрунд», «Божественное ничто» Экхарта, «Бог без меня не прожил бы и мгновенья» Ангелуса Силезиуса… и уже не помню, кто еще из знаменитых мистиков, чтобы закончиться разгромом советских литературоведов, которые «дальше носа Маяковского ничего не видят». Я, конечно, даже кратко не могу воспроизвести лекции Ильина, помню лишь заключение Жоржа – «ничего подобного по глубине» о Тютчеве он не слышал.

 

            Это была настоящая энциклопедия, Larousse Universel, но не в алфавитном порядке, а вразброд. Поэтому проф. о. Василий Зеньковский называл Ильина «парламентом без председателя». Но и В.Н. в долгу не оставался, клеймя Зеньковского «Котом Васькой, которому больше подходит лисий хвост, чем ряса». У них были какие-то свои профессорские счеты.

 

            Нормально можно было бы подумать, что при такой учености и вечной погруженности в «проклятые вопросы» – они действительно не давали ему покоя – В.Н. должен был бы быть сухарем, набитой науками мумией. Ничего подобного! Ильин был интереснейшим и остроумным собеседником. В молодежных летних лагерях РСХД, куда он ездил почти ежегодно, даже когда ему было за 60, соперничал с «золотой молодежью» и в плавании, и в карабкании по горам (лагеря устраивались в Альпах, на берегу озера), влюблялся в хорошеньких девчат. А когда в 1956 году я купил мощный мотоцикл (В.Н. было уже 66 лет), пристал ко мне, чтобы прокатить его по автостраде.

 

            – Сколько?

 

            – 120.

 

            – А быстрей нельзя?

 

            – 140.

 

            – Быстрей!

 

            – Мотоцикл разорвется!

 

            А потом всем знакомым рассказывал, как с Померанцевым «все автомобили были посрамлены!».

 

                В.Н.Ильин. Фото К.Д.Померанцева.  Публикуется впервые.

 

 

 

            Он скончался внезапно в 84 года, в 1974 году, печатая на машинке какую-то статью. Я бы сказал – его разорвала молодость, переставшая вмещаться в его стареющее тело. Но как же теперь, «сквозь смерть», мне его охарактеризовать? Вспоминаю его лицо на лекциях, слушателем на собраниях, в спорах или разговорах – всегда даже улыбку его или смех разъедала проступавшая скорбь. Наверное, поэтому В.Н. так высоко ставил Розанова, утверждавшего, что «боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Поэтому религия всегда будет одолевать философию». А «боль жизни» у Ильина была. Его мало кто ценил и понимал, да и лекции посещались мало. Вышедшие книги «Шесть дней творения и происхождение живых существ», «Всенощное бдение», «Серафим Саровский», «Пасха нетленная» расходились плохо. Подготовленные к печати «История русской философии» и «Средневековая философия» так и не увидели света.

 

            Главной опорой семьи была жена, и это его мучило, иногда не давало спать, прибавляя лишнюю тревожную черту к его необычайно умной и заумной (в положительном смысле) натуре, какими-то нитями соединенной с тем, что лежит «по ту сторону ума». Но там он находил веру, не «ограничивая разум», как Кант, но истинное присутствие Божества. Но здесь опять – «никакими словами, никакими стихами» не передать его отношения к Богу. Человек до предела, хочется сказать до отчаяния, верующий, спаявший свою веру огромными знаниями не только философии и богословия, но и естественных наук, прекрасно зная Юнга, Хайзенберга и Ж.Моно, он иногда был с Богом буквально «за руку и на ты». Так, когда мы с ним однажды попали под пронизывающий проливной дождь, он разразился такой тирадой: «У Бога старческое разжижение мозгов. Стащить бы Его за бороду на землю!» В этом отношении он был иллюстрацией в превосходной степени знаменитого «coincidentia oppositorum» Николая Кузанского. И, странное дело, тирады подобного рода в устах Ильина не звучали ни пошлостью, ни святотатством. В этом заключалась вся глубина и сущность его необычайной натуры. Но снова парадокс: для него «сущностью человека» была «молитва». И вдруг «за бороду!».

 

            Он говорил мне, что всю жизнь был мучим проблемой греха, своей и человеческой греховности, что в богословии называется амартологией. Каким образом в библейском рассказе о грехопадении в Раю появился диавол? «Раз диавол, – неистовствовал В.Н., – какой же это рай? Это ад!» Я отвечал, что без выбора между злом и добром (результатом грехопадения) не было бы и свободы, а человек был бы автоматом добра. Или, как утверждал Бердяев: «Таков был замысел Бога о человеке».

 

            – Знаю, знаю бердяевские замыслы, – отмахивался В.Н. – Но если Богу понадобилось поправлять рай… и т. д. и т. д. Конечно, библейский рассказ – легенда, миф, но как раз древние легенды и мифы порой в сто раз достоверней и ближе к истине всех ученых домыслов и философствований. И он принимался доказывать, что «хождение по мукам», «чистилища» и прочие «камалоки» отнюдь не выдумки, что они реальнее и точнее всех точных, естественных и философских наук, и с какими подробностями они описаны у великих святых.

 

            Отсюда и его боязнь смерти: он боялся посмертных мук. Я же ему отвечал, что не помню, чтобы когда-нибудь у меня был страх смерти. В.Н. не спорил, горестно улыбался, и на его лице было видно, что я просто не додумываю мысли до конца, неспособен всматриваться в «такие глубины». Быть может, он и прав. Читая его посмертно изданную книгу «Арфа Давида. Религиозно-философские мотивы русской литературы», я на каждой странице находил такие глубины проникновения и ума, которые мне «на ум» никогда не приходили и которых, пожалуй, нигде больше не встречал. Или же, как писал Ницше: «Не заглядывай в бездну, если не хочешь, чтобы бездна заглянула в тебя». Ильин всю жизнь в нее смотрел. Или она первая заглянула в него?

 

            Не знаю. Из его рассказов помню, что он с детства увлекался техникой, мальчишкой забирался на паровозы, «чтобы лучше рассмотреть, как они работают». И детскость оставалась в нем до его последних дней. И детскость, и наивность, нисколько не мешавшие его с каждым днем увеличивавшимся знаниям: он ловил все новое, что появлялось в философии, в технике. Открытия в области ядерной физики приводили его в ужас и в священный трепет.

 

            И вот теперь, всматриваясь в его человеческий облик таким, каким он представлялся мне и другим, часто над ним подсмеивавшимся, мне думается, что Ильин не удался. Гениально, но не удался. Он был воистину гениальной неудачей. Но, по мне, одна такая неудача стоит в сотни раз больше сотен окружающих нас удач посредственностей, заполняющих книжные магазины, страницы газет, экраны телевизоров и радиоприемники.

http://www.radashkevich.info/KD-Pomerancev/KD-Pomerancev_139...


 

 

 Casus Владимира Ильина, или о том, как трудно любить Россию

 Теперь довольно часто издают книги Владимира Николаевича Ильина – забытого было богослова, философа и эссеиста, воскресшего к новой жизни в постсоветской России. Только за последние два года издали три его капитальных сборника: «Арфа Давида. Религиозно-философские мотивы русской литературы» (СПб, 2009), «Вавилон и Иерусалим. Демоническое и святое в литературе (СПб, 2011) и «Пожар миров. Избранные статьи из журнала “Возрождение”» (М., 2011).

Нужно предупредить читателя. Судя по всему, В.Н. Ильин был неуверенным, несчастным и потому трудным человеком – и для окружения, и для себя самого. Он не контролировал своих комплексов, что заметно по какой-то взвинченности его философско-литературных эссе. А вот как А.П. Козырев представил философское творчество В.Н. Ильина: «Философские работы было труднее всего напечатать ввиду их малопонятности среднему читателю, к чему, похоже, он иногда стремился. Ильин, переживший интеллектуальную блокаду, в своей публицистике нередко прибегал к самоцитированию или ссылался на свои заслуги, о которых мало кто был оповещён и которые никак нельзя проверить. Он часто упоминал названия неопубликованных или находящихся в работе философских трудов, приписывая себе заслугу создания морфологической логики» [Козырев 1996, 75][1].

В настоящих материалах речь пойдёт не о философии Ильина и не о его философско-литературных эссе (чем он и знаменит), а о чёрном эпизоде его биографии – о его сотрудничестве с гитлеровским фашизмом. Правда, В.Г. Безносов и А.П. Козырев деликатно написали об этом. Но, во-первых, этот эпизод имел своё, многим читателям не известное, послевоенное продолжение, а во-вторых, его нужно оценить как проявление какой-то болезни русского духа, известной со времён Чаадаева и Печерина. Повторюсь, Ильин был человеком со сложной, несчастной психикой. Но объективация её в форме книг и поступков мыслителя и эссеиста никогда не была его личным делом; она общественно-значима, что извиняет наш интерес к этой неприглядной истории.

Известно, что в политическом отношении наша эмиграция была весьма неоднородным, пёстрым образованием – правые и левые, консерваторы и прогрессисты, монархисты и коммунисты-антисталинисты, – всё смешалось в этом доме. Сам В. Н. Ильин некоторое время «евразийствовал» и, быть может, числился у «левых», но потом стал дрейфовать «вправо». О том, как это случилось, рассказал В. В. Зеньковский: «содержание профессоров Богословского института (а Ильин как раз и работал здесь – А. Е.) было тогда особенно мизерным. Ильин много писал и всячески обхаживал Бердяева и Вышеславцева, чтобы они печатали его этюды [2]. Но и этого было недостаточно, и В. Н. стал писать фельетоны в газете “Возрождение”. Писал он в годы тесной дружбы с Г. А. Мейером, человеком острого ума, но ума злого и недоброго <…> Под влиянием Мейера В. Н. стал склоняться к правым взглядам <…> Ильин научился писать хлёстко, особенно забористым слогом <…>» [Зеньковский 1994, 39].

Очень важным эпизодом его «дрейфа вправо», в сторону гитлеризма, стало выступление Ильина о книге своего друга Н. А. Бердяева «Судьба человека в современном мире. К пониманию нашей эпохи». Возмутившаяся Лидия Юдифьевна записала в своём дневнике: «это тот самый В. Н., который в течение 10 лет считал себя самым преданным нам человеком, которого мы всюду защищали (т.к. многие его не любили, не выносили), который приходил чуть ли не по два раза в неделю, часто даже надоедая нам своими излияниями, духовными и романтическими. Но мы терпеливо выслушивали его и даже жалели <…>» [Бердяева 2002, 82]. Выступление Ильина (на этот раз оно появилось под псевдонимом «П. Сазанович») называлось «Идеологическое возвращенство» и было опубликовано 1 февраля 1935 г. в № 3530 газеты «Возрождение». Здесь Ильин решительно берёт сторону фашизма против коммунизма. Он сообщает, что автор книги о «Судьбе человека» Н. А. Бердяев готов принять коммунизм «в качестве желанного противоядия для истребления ненавистного ему национал-социализма. Он сознательно закрывает глаза на то, что современные националисты, как бы грубы и тяжки ни были их проявления (немецкий национал-социализм – далеко не самая худшая их форма), лишь только законная реакция на коммунизм, представляющий единственно подлинную войну на истребление, объявленную человеческому лику. Несколько далее следует заключительный аккорд: «В России нет ни прокоммунизма, ни советофильства, но лишь жесточайшая форма революционной тирании, по сравнению с которой всякая форма правления – в том числе и национал-социализм есть рай» [Ильин 1997, 173].

Публикатор статьи «Идеологическое возвращенство» В.Г. Безносов комментирует строчки В.Н. Ильина следующим образом: «Для Ильина коммунизм – это исчадие ада, воплощённое зло. И тот, кто пытается хоть как-то, хоть в чём-то оправдать это зло, готов примириться с дьяволом. Для Ильина это не просто невозможно – это не по-христиански. Дьяволу, злу, коммунизму должна быть объявлена священная война. Только подобной бескомпромиссной установкой можно объяснить то, что Ильин мог поверить в освобождающую миссию национал-социализма от дьявольского коммунизма <…>». Потом комментатор сообщает, что в 1939 г. Ильин съездил в Германию, посмотрел на гитлеровский рай и «с ужасом отшатнулся от него» [Безносов 1997, 170].

На самом деле всё обстояло по-другому.

Нападения Ильина на «левых» – на Бердяева, на П.И. Милюкова – тревожили его коллег по Богословскому институту, где он профессорствовал. Конечно, коллеги защищали не «левых» – ведь в своё время они изгнали из своих рядов Г.П. Федотова, рискнувшего восхититься Долорес Ибаррури; они, скорее всего, стояли на страже внеполитического статуса Православного института. Но когда немцы оккупировали Францию, а Ильин стал сотрудничать с одним из фашистских прихвостней – начальником «Управления делами русской эмиграции» Юрием Жеребковым[3], и в его газетёнке опубликовал фельетон, затрагивающий ректора Института митрополита Евлогия, тогда богослова и философа попросили уйти из института.

А.П. Козырев далее замечает: «Не содействовало улучшению и без того скандальной репутации Ильина и получение им стипендии и командировки в Берлин. В 1941 – 1942 гг. Ильин подолгу живёт в Берлине, занимаясь в Университетской библиотеке» [Козырев 2011, 19]. Жаль, что автор предисловия не сказал прямо, от кого получал Ильин стипендию и за какие заслуги перед Третьим рейхом…

Некрасивая история, приключившаяся с русским патриотом Владимиром Ильиным, имела своё продолжение, не упоминаемое ни В.Г. Безносовым, ни А.П. Козыревым.

Жил в эмиграции один замечательный человек – Марк Вениаминович Вишняк (1883 – 1975), в России – эсер, потом – эмигрант, политический публицист, один из руководителей самого лучшего литературного журнала русского зарубежья «Современные записки» (только этим М.В. Вишняк обессмертил своё имя!) и – это важно в нашем случае – бдительный и агрессивный защитник заветов демократического Февраля, по глубокому его убеждению, – единственного наследника и правопреемника русского освободительного движения – от Радищева до Авксентьева, Гоца, Зензинова, Руднева, Чернова и иных симпатичных Вишняку эсеров. Что касается большевиков-ленинцев и Великого Октября, то Вишняк почитал их не более чем флуктуацией русского освободительного движения; спекулируя на тяжком положении страны, они узурпировали власть русской демократии.

Благодаря Вишняку история реверансов Ильина перед фашистами получила своё оглушительное продолжение.

Внимательно присматриваясь к публикациям литературно-политического журнала «Возрождение»[4] М.В. Вишняк не мог не видеть, как с 1954 г. вместе с уходом из редакции С. П. Мельгунова – «политика путаного, с трудным, холерическим характером, но опытного и честного журналиста» – издание взяло курс контрреволюционный и антифевралистский. Новое издание «принялось обстреливать всех: не коммунистов только, но и социал-демократов, демократов несоциалистов, либералов и более умеренных. Но особливое внимание и ненависть свою «Возрождение» сосредоточило на тех, кого оно называло «февралистами» – на социалистах-революционерах, вслед за которыми нападало на Милюкова, Кускову, Карповича и других. Не мог Вишняк не заметить и того, как в новый тон издания замечательно вписался Ильин. Он «не проводил различия между коммунистами и социалистами всех направлений. Он смешал в общую кучу с ними «кабинетных либералов», «славянофилов, толстовцев, эсеров» и персонально – «идиотического, злого и бездарного невежду», «папу эсеров» Михайловского, «левого эсера» Федотова и других. Всем им вменялось в вину пораженчество, либо «борьба не на жизнь, а на смерть с Россией, с её народом, с Церковью и с русской культурой по всем направлениям, либо то и другое вместе» [Вишняк 2005, 396 – 397].

И вот в «Возрождении» (Тетрадь 69 за 1957 г.) Владимир Николаевич публикует разухабистую, энергично написанную статью к пятидесятилетию со дня смерти Д. И. Менделеева. Отметив заговор молчания, будто бы существующий в Европе вокруг имени Менделеева, указав, что в оные времена даже в русской учебной и научной литературе автором периодической таблицы назывался совсем не Менделеев, а Лотар Мейер, высоко оценив заслуги русского учёного и вспомнив притом о Ломоносове, Ильин утверждал, что «во всем важнейшем химия является вполне русской наукой».

Увлёкся Владимир Николаевич – с кем не бывает… Но Ильина зачем-то понесло в политику. «Не будем, – воскликнул он, – следовать примеру презренных и бесчестных пораженцев 1914 года (с Лениным во главе) и воздадим должное нашему великому гению, которым мы имеем право гордиться». Автора «Познания России», консерватора и патриота Д.И. Менделеева он противопоставил социалистам, коммунистам, левакам-пораженцам и предателям, нигилистам и кабинетным либералам: оно и понятно – «ведь задача этих людей – убиение России и русского народа», в чём они и преуспели в революции. Разве не видно, что «русская революция была задумана русскими пораженцами и крайне левыми партиями (без исключения) в полном согласии с внешними врагами России не на благо русского народа, но на его, по возможности, полное геновидное уничтожение. Это вполне ясно из того, что вслед за уничтожением помещиков, этой основы русской культуры, началось поголовное уничтожение русского крестьянства в таких размерах, которые можно сравнить только с тем, что было задумано Гитлером» [Ильин1957а, 21].

В благородном семействе русской эмиграции снова заполыхал пожар скандала. На страницах уважаемой парижской «Русской мысли» (ею тогда руководил Сергей Акимович Водов)[5] Вишняк публикует анти-ильинскую заметку с хлёстким названием «Гитлер, Розенберг и Влад. Ильин». Здесь он пишет: «Чествование памяти Менделеева служит для Ильина предлогом для сведения счетов с «леваками» и одновременно для демонстрации русского патриотизма самого Ильина, его чувств к «горячо любимой родине». [Вишняк 1957, 2]. К тому же Вишняк заготовил для контрреволюционера Ильина звончайшую оплеуху.

Об этой оплеухе Марк Вениаминович так написал в своих воспоминаниях: «Я счел не только необходимым, но и морально-политически обязанным осведомить общественное мнение о том, что мне самому стало известно совершенно случайно: мне показали, а потом передали фотостат письменного обращения Ильина к Розенбергу 2 января 1942 года, то есть уже после вторжения наци в Россию и создания там под руководством Розенберга “Остминистериум”. Я счел обязательным опубликование этого обращения Ильина не столько ему в “отмщение”, сколько для наглядной демонстрации читателям, какова цель патриотическому пафосу Ильина, его возмущению и нападкам на противников» [Вишняк 2005, 397].

Это самое «обращение» Ильина к Розенбергу он и напечатал в «Русской мысли» – и на русском языке, и на языке оригинала – на немецком, которым «контра» Ильин владел, как родным. Вот текст этого обращения:

«Берлин-Нейкельн, 2 января 1942

Випперштр, 10 у Вейхерт

Внешнеполитическому ведомству НСДАП

К своим заключениям в связи с моей книгой “Сокровищница немецкой культуры” позволю себе добавить следующее:

1) За последней главой о Гельмгольце должны последовать еще две главы о Фехнере и Морице Планке. Теодор Фехнер достаточно известен всему миру как ученый и философ, так что я считаю себя вправе воздержаться от специального изложения оснований, побудивших меня посвятить ему особую главу в моем произведении. Фехнер имел выдающегося и совершенно самостоятельного ученика среди прочих также и в русской научно-философской литературе, а именно: моего бывшего учителя, теперь уже покойного, профессора киевского университета А. Н. Гилярова, создателя особого философского направления, которое он обозначил как “синхологический спиритуализм”.

В главе, посвященной Морицу Планку, я попробую показать, со ссылкой на выдающегося французского физика, математика и мыслителя Анри Пуанкаре, что именно Планк – а не Эйнштейн и ему подобные – должны считаться творцами современной физики.

2) к “Сокровищнице немецкой культуры” должна примкнуть следующая книга под заглавием: “Гитлер – сверхчеловек. Розенберг – его пророк и Ницше – его предтеча”. В ней будет показано, что за культурой “Средняя Европа – Германия” последовала сверхкультура национал-социализма, созданная сверх-человеком и человеко-богом Адольфом Гитлером. Он первый настоящий сверх-человек, появление коего возвестил Ницше. “Майн Кампф” и “Миф ХХ столетия” завершают то, к чему вступление образует «Так говорил Заратустра». Это становление немецкой культуры и немецкого духа проникает своими корнями в далеко ушедшие столетия. И Фихте и Гегель находят здесь свои места. Основанием к этой второй книге о немецкой культуре должны служить уже написанная мною и находящаяся в печати брошюра «Культурная и просветительная деятельность в национал-социалистической Германии» равно как и брошюра моей жены “Гитлер как мировой вождь”. Эта националистическая сверх-культура находит свое полное выражение в титаническом явлении всемогущего и вездесущего сверх-человека Гитлера. Так заканчивается вторая часть моего произведения громоподобным вагнеровским аккордом возвеличения трех образов – Адольфа Гитлера, Альфреда Розенберга и Фридриха Ницше.

Хайль Гитлер!

Владимир Ильин»

[Вишняк 1957, 2][6].

Прошу читателя отметить, что письмо Ильина было, по-видимому, одним из какой-то большой переписки его с нацистами. К этому добавлю и замечание Вишняка, который указал, что приставка «сверх» – к слову «культура в предпоследнем предложении вписана «очевидно, автором» то есть Ильиным от руки уже в машинописный текст. Вишняк завершает свою статью следующим образом: «Приведенное было написано п о с л е вторжения Гитлера в Россию и создания там “Остминистериум” Розенберга с соответствующей практикой по отношению к России и русскому народу. Чего в таком случае стоит пафос и негодование русского патриота Ильина, обнаружившего в Гитлере “человеко-бога”?» [Там же]

Далее события развивались так. Через две недели, 30 ноября в «Русской мысли» появился ответ-опровержение В. Н. Ильина, состоящий из двух пунктов. Первым из них утверждалось, что опубликованное Вишняком – это «подлог из той же серии, которыми уже десять лет и более оперируют все мои “благожелатели”, подобные М. Вишняку и др.».

Во-вторых, в свою очередь Ильин предъявляет некий документ, выданный ему в 1955 г. (то есть за два года до этого скандала) адвокатом Парижского суда Андрэ Палвадо. Адвокат подтверждал, что 4 января 1947 г. Второй постоянный военный трибунал (Париж, казарма Рэйи) «вынес в вашу пользу постановление об отсутствии состава преступления». Тот же адвокат – по-видимому, на основании материалов трибунала – выяснил также (так и написано: «Я выяснил также») «что наветы против вас были чистейшей диффамацией, что он, Ильин, не только никогда не занимался пропагандой в пользу немцев», но, напротив, был арестован и депортирован в Германию, где подвергся заключению в течение двух недель, а потом был задержан в Берлине, где и болел какое-то время. Судебным следователем трибунала было установлено, что Ильин не мог быть обвинен в чем-либо. «Именно при этих условиях было вынесено постановление об отсутствии состава преступления».

Итак, заручившись адвокатской поддержкой, В.Н. Ильин, доктор богословия, бывший профессор русской Парижской консерватории, сотрудник «Еврейской энциклопедии» и член мирового конгресса еврейской музыки» (такими титулами он снабдил свою подпись под заявлением в «Русскую мысль») счёл нападки Вишняка опровергнутыми и отказался от «всякой дальнейшей полемики по поводу этой клеветы и диффамации»[7].

Знай Ильин, на какую горячую сковородку плеснул он своё обращение, то не сделал бы этого. В том же самом № 1141 от 30 ноября, где был напечатан ответ В. Н. Ильина, «Русская мысль» публикует фотостат (фотокопию) его письма Внешнеполитическому ведомству НСДАП! Полторы странички машинописного текста. Отчётливо видны пометки немецких канцеляристов и штамп регистрации пришедшего письма: Abt. I – Gdb. № 1 (i) 504 от 5 января 1942 г. Хорошо видна подпись автора письма.

Ильину нужно снова обороняться. Отвечая на наступление Вишняка в «Русской мысли» 14 ноября, он уже 18 ноября пишет в своё «Возрождение» слёзное обращение «К друзьям и читателям. О доносчиках и клеветниках». Напечатано оно было в 72 декабрьской, тетради журнала. Сначала, разумеется, он даёт свою самохарактеристику. Он, конечно, выступает в роли страдальца за страдания России, особенно те, которые были нанесены ей революцией. А вот относительно дела он сообщает некоторые обстоятельства его: «Так как семья моей жены Веры Николаевны была еврейского происхождения, то по занятии Парижа и части Франции немецкими войсками в 1940–1941 гг. на меня и на мою жену посыпались доносы по “арийскому параграфу”. Жену мне удалось спрятать, но сам я был арестован и увезен в Берлин, где от меня потребовали, чтобы я писал в угодном для наци духе. Я отговорился тем, что я мог писать только на музикологические темы <…> мне дали музыку, но вместе с тем писали и подписывали моим именем некоторые статьи возмутительного и презренного содержания. Впрочем, в это время в Берлине было несколько Ильиных и только впоследствии произведённое тщательно исследование, и следствие, длившееся полтора года, восстановило, кто был автором этих безобразных статей <…> Не пощадили они и имени моей жены, которая хотя и образована и отлично знает важнейшие языки, никогда за всю жизнь не написала и не напечатала ни одной строчки <…>» [Ильин 1957б, 135 – 136][8].

Своё обращение Ильин завершает той же справкой А. Пальвадо и постскриптумом в три строчки: «Относительно же появившихся в «Русской мысли» фотостатов могу еще раз подтвердить: если это не фальшивка, сфабрикованная Розенбергом, то это, по-видимому, кухня Вишняка, более позднего периода» [Там же, 138].

Теперь активные боевые действия сменяются позиционной войной между Вишняком и «Возрождением». Герой скандала Ильин потихоньку отходит в сторону. Внимание переключается на иные объекты. Каждый из участников спора – «Возрождение» (это старая добрая монархическая и православная Россия) и Вишняк (Россия, устремлённая в демократическое социалистическое будущее), обличают друг друга и демонстрируют свою истинную любовь к России.

В январской (№ 73) тетради «Возрождения» за 1958 г. появляется статья Евгения Ефимовского «Политическая изнанка». Со ссылками на знатока архивов МИД Германии, некоего Ю. Эпштейна, в статье рассказывалось, что не только большевики, но и эсеры с удовольствием пользовались немецкими деньгами для своих преступных революционных целей. Какой-то Вейс (он же Цивин), бывший в дружеских отношениях с лидером социалистов-революционеров Виктором Черновым, лично, из рук в руки брал у немецкого дипломата в Берне деньги для революции. Автор возмущён: «Герои “свободы, равенства и братства” оказались находившимися на содержании врагов своего отечества во время роковой войны 1914 года. Развязный секретарь Учредительного собрания и видный член партии С.-Р., поучавший писателей и журналистов основам этики их профессии! Это было бы смешно, когда бы не было так <…> Ведь знали же они про изменническую работу упомянутых в германских разоблачениях их “Parteigenosse”» [ Ефимовский 1958, 140][9]?

Вдогонку этой статье и в той же тетради секретарь редакции И. К. О. (Опишня) в разделе «Жизнь и печать» даёт такой пассаж: «<…> Те самые социал-революционеры, которые в течение 40 лет кричат о чистоте своих риз и нетленных ценностях Февраля! <…> Секретарём Чернова, если мы не ошибаемся, был тогда М. Вишняк. Неужели он не знал о предательстве социал-революционеров? А если знал, то как следовало бы назвать и его?

В настоящее время М. Вишняк занимает ответственный пост при американской разведке (о, ирония!), что и позволяет ему, по-видимому, делать доносы (например, на В. Н. Ильина)» [Опишня 1958, 142][10].

Пришло время для ответа М. В. Вишняка. В «Русской мысли» № 1664 от 23 января 1958 г. он даёт пространную статью «Угнетенная невинность»: Ильин настаивает на том, что немцы бесцеремонно «писали и подписывали» от его имени «некоторые статьи возмутительного и презренного содержания»? А как же ильинские статьи июня – августа, 1941 г., которые он опубликовал в берлинской газете фашистского прихвостня со странной фамилией Деспотули?[11]Эти статьи (Вишняк цитирует их) – не о музыке, а об «иудео-большевизме», о «власти еврейского капитала над землей», о союзе «капиталистов-плутократов и коммунистов-большевиков» и о прочей фашистской фигне, вплоть до «участливого сострадания» Розенберга к «обнищавшему и обескровленному населению Советского Союза» и прославления свастики – этого «меча чести и солнечного символа».

«Возрождение» отреагировало на «Угнетенную невинность» в февральском, 74-м номере. Журнал в рубрике «Жизнь и печать» сокрушался: «Изуверства в Вишняке ничто искоренить не может». Он «продолжает копаться», «сводить личные счеты», «выливать ушаты грязи не только на тех, кто был принужден работать у немцев, но и на французский суд <…> Делает он это с каким-то болезненным злорадством, почти с садизмом, и с безмерной жаждой мести, хотя события, вызывающие эти припадки бешенства у г. Вишняка, происходили почти 20 лет назад». Вот вы лучше расскажите о том, как вы продавали Родину в начале Первой мировой войны [Возрождение 1958а, 147]!

И следующий, 75-й, номер «Возрождения» всё ещё обращается к М. В. Вишняку «с покорнейшей просьбой: назвать имена членов эс-эровской партии, получавших деньги от немецкого правительства» [Возрождение 1958б, 146].

Между тем М. В. Вишняк уже обратился во французский суд о защите своей чести и достоинства от облыжных намёков на измену (Цивин – Чернов – Вишняк), указаний на будто бы его секретарство у Чернова и службу в американской разведке. Суд предложил «Возрождению» дать опровержение этих выдумок, причём предоставив слово самому обиженному, то есть М. В. Вишняку.

«Возрождение» было вынуждено покориться – с французским судом шутки плохи! – и напечатать письмо Вишняка. При этом редакция никак не указала, что юридически публикуемое письмо является именно «Опровержением», что именно таким заголовком оно и должно было быть обозначено и выделено при вёрстке номера и, что, наконец, оно печатается по решению суда. Поэтому письмо Вишняка прошло почти незаметным текстом среди других в рубрике «Жизнь и политика». А ведь Вишняк не просто опровергал инсинуации, направленные лично против него. Он ещё и защищал от наветов руководство эсеровской партии. Во-первых, наставлял Вишняк, в опубликованных документах не утверждается, что именно Чернову и Боброву передавал Цивин-Вейс полученные суммы и что они знали об их происхождении. Во-вторых, советовал он, почитайте-ка книгу своего недавнего редактора С.П. Мельгунова «Золотой немецкий ключ большевиков» (1940), в которой он доказывал несостоятельность обвинений, выдвинутых против Чернова.

Если для рядового читателя опровержение Вишняка, искусно спрятанное в рубрике «Жизнь и политика», прошло, по-видимому, незамеченным, то само «Возрождение» отреагировало сразу: «Можно, хотя и трудно предположить, что Чернов, как лидер партии “не знал” о происхождении этих средств. Но тогда перед нами вопрос: что это – измена или глупость, притом преступная, ибо лидер партии обязан знать происхождение средств, которыми он распоряжается». Займитесь-ка, г-н Вишняк, этой «серьезной и мрачной страницей истории, раз вы не лишены «соответствующих способностей и связей» – советовало «Возрождение» своему противнику [Возрождение 1958б, 148].

Вишняк не на шутку рассердился; он, наверное, был просто взбешён. В «Русской мысли» № 1691 от 27 марта 1958 г. он публикует статью «Клеветническому “Возрождению”». Здесь он рассказывает о маленьких хитростях с напечатанием его «ОПРОВЕРЖЕНИЯ», уличает «Возрождение» в некотором передёргивании фактов в ходе полемики с ним, ещё раз поясняет, что сам лично никогда не был «пораженцем» и потому осуждает циммервальдцев, кем бы они ни были – большевиками или эсерами – и резонно заключает: «”Возрождение” ухватилось за циммервальдцев для “диверсии”[12] в сторону от документа, изобличавшего связь его сотрудника (т.е. В. Н. Ильина. – А. Е.) – одного из многих (не правда ли, многозначительно: он что-то знает! –А. Е.) – с Розенбергом и с гитлеровской газетой на русском языке». «Возрождение», продолжает Вишняк «не находит ни слова осуждения для пораженцев Второй мировой войны – участников гитлеровских отрядов, испанской голубой дивизии и др.». Ещё раз осудив русских пораженцев времени Первой мировой, он спрашивает: «Но что сказать о подзащитных “Возрождения”, которые шли вместе с неприятелем и вместе с ним убивали, терзали и сжигали оберегавших родные рубежи от вторжения и захвата?!»

«Возрождение» снова оправдывалось: «<…> редакция нашего журнала признает, что в вопросе обороны России людям во время последней войны было легче заблудиться, чем во время первой. В начальный период гитлеровского нашествия в самой России было пораженчество[13]. В 14 – 17 гг. была только национальная измена революционных сектантов, никаких смягчающих обстоятельств не имеющая. И тем более страшная, что весь дальнейший ужас проистёк из неё: и красный террор и Вторая мировая война. Напрасно М. В. Вишняк делает вид, что он этого не понимает» [Возрождение 1958в,145].

 

***

Размышляя о своём предательстве[14], В. Н. Ильин оправдывался: «Я считал Гитлера и Муссолини антитезой (даже в гегелевском смысле) красному социализму (= коммунизму)» [Козырев 1997, 12]. И, конечно, не тихому и кроткому «Дворянскому гнезду» дано было бороться с железным зверем красного социализма, представители которого с такой удивительной слепотой и карикатурным простодушием были отнесены к «погибающим за великое дело любви», хотя на деле это были не угнетенные, а угнетающие, не освободители, а закрепостители. Жертвой, конечно, оказалось «Дворянское гнездо» и его великая культура.

Антисоветизм в эмиграции вообще и у Ильина, в частности, подпитывался ужасами революции и кошмарами социалистического строительства. Искать их истоки стали в революции. Так на всё русское освободительное движение упала тень Сталина. Всё оно – не только его радикальная большевистская ветвь – оказалось виноватым в том, что на смену «Дворянскому гнезду» пришли «Гидроцентраль» и «Котлован».

Среди наших мыслителей, призванных к творчеству в двадцатом веке, когда «русская идея» трансформировалась в идею «мировой социалистической революции» было немало таких, кто заблудился, выбирая не между Россией и фашизмом, а между Сталиным и Гитлером, сделав ставку на Гитлера. «Восторженным поклонником немецкой национал-социалистической революции» Г. Иванов аттестовал И. А. Ильина. В. С. Яновский в «Полях Елисейских» рассказал о Вышеславцеве: «сотрудничал с немцами; ездил по странам русского рассеяния и что-то проповедовал относительно “нового порядка”. Умер этот “рыцарь без страха и упрека” в Швейцарии, не решаясь вернуться в Париж и предстать перед французским судом». Но всех превзошёл Д. С. Мережковский. Ю. Терапиано в своих воспоминаниях о «литературной жизни русского Парижа за полвека» рассказывал, как, находясь в одной из французских больниц осенью 1941 г. он услышал по радио очень знакомый голос, сравнивающий Гитлера с Жанной д’Арк. То был голос Мережковского и его выступление было напечатано и во французской и в русской коллаборационистской прессе. Политически, – объяснял своё отношение к предательству Мережковского Ю. Терапиано, – его нужно осудить. Но он просит принимать во внимание психологию Мережковского. Последний совсем не был склонен восхищаться диктаторами и их программами (Терапиано намекает на расшаркивание Мережковского ещё и перед Пилсудским и Муссолини). Дело в том, что он, Мережковский, «ощущал себя предтечей грядущего Царства Духа и его главным идеологом. Иными словами, они (т.е. диктаторы. – А. Е.) должны были нуждаться в нём, а не он в них. Диктаторы, как Жанна д’Арк, должны были исполнять свою миссию, а Мережковский – давать директивы» [Терапиано 1974, 82][15].

Вот такая сложная психология!

Литература

Алексеев 2002 – Алексеев П.В. Философы России XIX – XX столетий. Биографии, идеи, труды. М., 2002.

Безносов 1997 – Безносов В.Г. Покаянные письма В.Н.Ильина, или Страсти по Бердяеву // Звезда. 1997. № 3.

Бердяева 2002 – Бердяева Л.Ю. Профессия – жена философа. М., 2002.

Вишняк 2005 – Вишняк М.В. Годы эмиграции 1919-1969. СПб. 2005.

Вишняк 1957 – Вишняк М.В. Гитлер, Розенберг и Влад. Ильин // Русская мысль. 1957. 14 ноября. № 1134.

Возрождение 1958а – Возрождение. Литературно-политические тетради. 1958. № 74.

Возрождение 1958б – Возрождение. Литературно-политические тетради. 1958. № 75.

Возрождение 1958в – Возрождение». Литературно-политические тетради. 1958. № 76.

Ефимовский 1958 – Ефимовский Е. Политическая изнанка // Возрождение. Литературно-политические тетради. 1958. № 73.

Зеньковский 1994 – Зеньковский В.В. Мои встречи с выдающимися людьми. Ч. 1. Киев // Записки русской академической группы в США. Т. 26. Нью-Йорк, 1994.

Зобнин 2008 – Зобнин Ю.В. Дмитрий Мережковский. Жизнь и деятельность. М., 2008.

Ильин1957а – Ильин В.Н. Дмитрий Иванович Менделеев. К пятидесятилетию со дня смерти. 1834–1907 // Возрождение. Литературно-политические тетради. 1957. № 69.

Ильин 1957б – Ильин В.Н. К друзьям и читателям. О доносчиках и клеветниках // Возрождение. Литературно-политические тетради. 1957. № 72.

Ильин 1997 – Ильин В.Н. Идеологическое возвращенство // Звезда, 1997. № 3.

Козырев 1996 – Козырев А.П. Перипатетик русского Парижа // Вопросы философии. 1996. № 11.

Козырев 2011 – Козырев А.П. Исав, восставший на Иакова // Ильин В.Н. Пожар миров. Избранные статьи из журнала «Возрождение». М., 2011.

ЛЭРС 2000 – Литературная энциклопедия русского зарубежья 1918 – 1940. Периодика и литературные центры. М.: РОССПЭН, 2000.

Опишня 1958 – И.К.О. [Опишня И.К.] Жизнь и печать // Возрождение. Литературно-политические тетради. 1958. № 73.

Пайпс 2001 – Пайпс Р. Струве: правый либерал, 1905 – 1944. Том 2. М., 2001.

Померанцев 1986 – Померанцев К.Д. Сквозь смерть. Лондон, 1986.

Терапиано 1974 – Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека. 1924 – 1974. Эссе, воспоминания, статьи. Париж, Нью-Йорк, 1974.

Примечания



[1] Он же даёт обстоятельную справку о философии В.Н. Ильина в энциклопедии «Русская философия» (под общей редакцией М.А. Маслина). Правда, в ней имеется одна непонятная строчка. Дескать, В.Н. Ильин, утверждая принципиальную дискретность бытия, основанием этого полагал «корпускулярное строение вещества: отдельные частицы вещества, непротяжённые, невещественные и духовные, суть монады» (курсив мой. – А.Е.). Впрочем, не философией ценен В.Н. Ильин, а другим, что удачно обозначено А.П. Козыревым: «В.Н.Ильин по праву входит в когорту замечательных русских мыслителей – А.Л. Бема, Д.И. Чижевского, Ю.П. Иваска, В.В. Вейдле, которые создают в ХХ веке жанр философско-литературоведческой критики, следуя традиции, начатой Вл. Соловьевым в его статьях о Достоевском и русских поэтах» [Козырев 2011, 23].

[2] «Это был «ласковый телёнок, готовый кормиться у многих», – замечает В. Зеньковский.

[3] Жеребков Юрий (Георг, Жорж) Сергеевич (1908 – не ранее 1979) – сын казачьего генерала. После революции жил в Германии, где сошёлся с нацистами. Прибыл в мае 1941г. в оккупированную Францию и скоро возглавил Комитет взаимопомощи русских эмигрантов, созданный немцами (в 1942 г. комитет был назван Управлением делами русской эмиграции во Франции). Одним из отделов Управления была редакция газеты «Парижский вестник» (выходила с июня 1942 г. по август 1944 г.).

[4] «Возрождение. Литературно-политический журнал» (в период 1949 – 1960 гг. - «Литературно-политические тетради») выходил в Париже с января 1949 г. по май 1974 г. В качестве своего предшественника его редакция указывала на одноименную газету, основанную П.Б. Струве в 1925 г. Но в 1927 г. П.Б. Струве был изгнан из газеты и руководство перешло к Ю.Ф. Семёнову. «В 30-е годы “Возрождение” превратилось в откровенно пропагандистскую газету, приветствовавшую Нюрнбергские законы» [Пайпс 2001, 487]. По словам Г.А. Мейера, возникший в 1949 г. журнал проповедовал «имперскую синтетическую надпартийность» как «духовную идею, веками создававшую Киевскую и Московскую Русь и великую имперскую петербургскую Россию».

[5] «Русская мысль» – еженедельная газета, издаваемая с 19 апреля 1947 г. Она была создана группой журналистов и литераторов для противодействия влиянию просоветской газеты «Русский патриот» (затем сменявшей последовательно названия на «Советский патриот» и «Русские новости»). Кредо газеты было сформулировано его первым редактором В.А. Лазаревским: «Смирение перед Россией, непримиримость к советчине – такова двучленная формула, определявшая морально-политический смысл эмиграции». Вторым по времени редактором «Русской мысли» был Водов Сергей Акимович (1898-1968) – журналист, участник белого движения, который с 1925 г. жил в Париже; в 30-е годы он был секретарём национального союза русской молодёжи, в 1954–1968 гг. редактировал «Русскую мысль».

[6] Среди прочих уважаемых учёных автор этого письма упоминает имя Алексея Никитича Гилярова (1856 – 1938) сына знаменитого Н.П. Гилярова-Платонова. Об А.Н. Гилярове см. справку в «Истории русской философии» Б.В.Яковенко (с. 300 – 301). «Синхологический (от σύν – вместе) спиритуализм» рассматривает материю и дух как два определения одной первоосновы, полагающей и внешнюю природу и внутренний мир человека» [Алеексеев 2002, 224 – 225].

Сын Алексея Никитича Сергей Алексеевич Гиляров (1877 – 1946) – искусствовед и историк искусства подвергался репрессии со стороны Советской власти, а во время оккупации был назначен на пост директора Музея западного и восточного искусства. «Настоящий аристократ духа» – так его называют в современной Украине – сотрудничал с немецкими оккупантами. В условиях открывшейся антисоветской свободы и при поддержке новых властей в газете «Нове українське слово» он рассказывал киевлянам о «голодоморе», о разрушении церквей, о продаже произведений искусства за границу. Арестованный после освобождения Киева Красной армией, умер в тюремной больнице.

Сын С.А. Гилярова Меркурий Сергеевич Гиляров (1912 – 1985) – выдающийся энтомолог, действительный член АН СССР, трижды лауреат Государственных (Сталинских) премий.

[7] Разъяснения адвоката Пальвадо ничего не разъясняют. Почему он не посоветовал своему подопечному прямо предъявить бумаги 1947-го г.? Почему в 1955 г. стал выяснять факты биографии Ильина начала Второй мировой войны, теперь, скорее всего, трудно проверяемые?

[8] О том, как жена Ильина, Вера Ивановна, проживала в оккупированном Париже. Любознательный читатель может узнать из ее собственного рассказа. А.П. Козырев помещает его в своей статье «Исав, восставший на Иакова» [Козырев 2011, 36–38].

[9] Ефимовский Евгений Амвросиевич (1855–1964) – ученик В.О. Ключевского, историк и адвокат. В эмиграции – основатель и бессменный руководитель Союза народно-конституционных монархистов; регулярно сотрудничал в журнале «Возрождение».

[10] И.К.О. – это Опишня Игорь Константинович (настоящее имя – Мартыновский Игнатий Константинович, 1910–1960) – журналист, историк литературы и театра. С 1956 г. – секретарь-редактор журнала «Возрождение»; автор множества статей о жизни в СССР.

[11] Деспотули Владимир Михайлович (1895–1977) – участник Первой мировой войны (Русский экспедиционный корпус в Персии); после революции – журналист в Берлине; с 1934 г. – редактор «русской национальной газеты» «Новое слово» (финансируемая А. Розенбергом, выходила с июля 1933-го по ноябрь 1944 г.). В этой газете «Вл. Ильин писал не только на политические, но и на литературные и культур-философские темы: “Достоевский как политический мыслитель” (1940, 20 окт.), “Чудо архангельского мужика” о Ломоносове (1940, 4 ноября), “Трагедия европейской культуры” (1941, 17 авг.), “Защита культуры” (1942, 18 янв.) “Лирика Фета (1942, 25 нояб.) – к 50-летию со дня смерти”» [ЛЭРС 2000, 258 – 259].

[12] От латинского «diversio» – отклонение, отвлечение.

[13] В другом месте ответа «Возрождения» говорилось даже о «патриотическом подъёме во время Второй мировой войны», – понимай как знаешь!

[14] Участник Сопротивления, сотрудник «Русской мысли» К.Д.Померанцев в воспоминаниях «Сквозь смерть» (Лондон, 1986) рассказывал об Ильине: «Он говорил мне, что всю жизнь был мучим проблемой греха, своей и человеческой греховности, что в богословии зовётся амартологией» [Померанцев 1986, 2].

[15] Ю.В. Зобнин в книге «Дмитрий Мережковский. Жизнь и деятельность» (М., 2008) доказывает, что «никакой речи о нападении Германии на СССР по парижскому радио Д.С. Мережковский не произносил», хотя подтверждает, что основания для возникновения такого мнения были [Зобнин 2008].

Ермичев А.А.   

http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&a...

Картина дня

наверх