За бутылку вина, или как Денис Давыдов Гродно взял

В ночь на 24 июня 1812 года наполеоновская армия «двунадесяти языков» по трем понтонным мостам, переброшенным через Неман, вступилана территорию Российской империи. И первые шаги ее были по гродненской земле. Позамыслу Наполеона на Гродненщине должна была решиться судьба всей военной кампании, так как после разгрома войск Багратиона Бонапарт планировал остановиться зимовать в Смоленске и Минске, после чего перенести кампанию на 1813 год.

Летом 1812 года русская армия, неудачно расположенная, разде­ленная на несколько группировок, не имевшая единого главнокоман­дующего и единого плана ведения войны, была вынуждена отступать перед двукратно превосходящей в количественном отношении, окру­женной ореолом непобедимости и собранной в кулак великой армией Наполеона. Гродно был оставлен отступавшими в первые дни вой­ны. 28 июня в город вошел аван­гард войск брата французского императора Жерома Бонапарта. Будучи королем Вестфальским, он рассчитывал получить от брата еще и польскую корону. Прекрасно зная, что представляют из себя чванли­вые и заносчивые паны, Жером не терял времени и всячески заигры­вал с местной польской шляхтой, Для храбрецов тыла в спешном порядке начались бесчисленные приемы и балы. Устраивая попой­ки для шляхты, поднимая тосты «за короля свободной Польши», фран­цузский полководец не забывал и о своей армии — запасы продоволь­ствия и фуража для наполеоновцев восполнялись весьма интенсивно.

А тем временем русская армия с боями отступала по земле Гродненщины на Восток. В конце июля у местечка Мир казаки Платова вступили в сражение с кавалери­ей Рожнецкого. Платов лично воз­главил атаку, решившую исход битвы. Только в плен было захва­чено 2 французских полковника, 26 офицеров, более 350 рядовых. Сами казаки при этом потеряли убитыми и ранеными лишь 25 че­ловек. В Мирском сражении при­няла участие и знаменитая деви­ца-кавалерист, первая русская женщина-офицер, Надежда Дуро­ва (начавшая свою военную карь­еру шестью годами ранее, вступив в Гродно в кавалерийский полк). Арьергардные бои на территории Гродненской губернии произош­ли также у деревень Вороны, Закревщина, Гудевичи.

После отступления русских войск на Гродненщине установился окку­пационный режим. Полагая, что пришли всерьез и надолго, фран­цузы быстро поставили на место поляков, которым все еще очень хотелось верить, что Наполеон со­здаст для них очередную Речь Посполитую. 4 июля Жером Бонапарт созвал в Гродно совет конферен­ции во главе с Людвигом Панцержинским. Однако просуществовал сей орган власти всего 15 дней, после чего было создано так назы­ваемое временное правительство Великого княжества Литовского во главе с графом С. Солтаном. После этого Наполеон объявил себя про­тектором Великого княжества Ли­товского (в него вошли Виленская, Минская, Гродненская губернии и Белостокская область) и приказал создать жандармерию, фактичес­ки выполнявшую функции тайной полиции и службы безопасности. Желающих стать полицаями при оккупантах «для оказания воору­женной помощи административ­ной и гражданской власти» на­шлось несколько сотен.

Самостоятельность «админист­ративных и гражданских властей» была сугубо формальной и декла­ративной. «Наглядно» это было отражено лишь в том, что униформа жандармерии была пошита «по польскому образцу». Реально же губернатором Гродно был назна­чен барон ле Брюин, комендантом стал также француз Лебрен, интен­дантом — аудитор госсовета Шассенон. Коменданты были также назначены по уездным городам. Деятельность всех этих «органов управления» и специально создан­ных оккупантами «комиссий» была направлена в основном на обеспе­чение наполеоновской армии всем необходимым. Эти поборы назы­вали «пожертвованиями».

«Реквизиционные» предписания временного правительства стали настолько частым явлением, что очевидцы говорили: «Нельзя было разобрать, где кончается рекви­зиция и где начинается грабеж». Все, до бедного поденщика, пла­тили подоходный налог (1/7 дохо­дов). Взыскивались даже недоим­ки русскому правительству по по­душной подати! Кроме официаль­ных поборов и реквизиций, прохо­дившие через губернию войска и банды мародеров начали повсе­местные грабежи. Грабители не стеснялись врываться в храмы и уносить утварь, сосуды, иконы, из­деваться над священнослужителя­ми. Три костела были сожжены. В Гродно был разграблен иезуитс­кий костел. Софийский собор был превращен в склад. В храме раз­грабили всю утварь, выломали ико­ностас, а иконы использовали вме­сто дров.

В среднем на Гродненщине оккупанты совершали по 4 крупных преступления в день. Общий убыток губер­нии официально составил более 32 500 000 рублей. Погибло более 4000 чело­век, уничтожено 650 домов, движимого имущества забрано разными войсками на сумму свы­ше 7 200 000 рублей серебром, «податных душ» стало меньше на 37699 человек (приводимые циф­ры и факты взяты из работ грод­ненского историка В. Шведа).

Население Гродненской губер­нии не хотело мириться с чуже­земным игом. Люди бежали в леса, уходили с русской армией, заби­рая при этом продовольствие, иму­щество, зарывая в землю запасы. «Дубина народной войны» подня­лась со всей грозной силой. На­родные мстители убивали захват­чиков, отбирали у них награбленное, оружие, создавали партизан­ские отряды.

Известно, что некоторые гродненцы служили в польских частях французской армии. Однако зна­чительно больше было их в рус­ской армии. «Полное собрание за­конов Российской империи» и «Ис­тория русской армии и флота» приводят цифру: около 220 тысяч уроженцев белорусских губерний служили в русской армии. Сколько из них гродненцев, точно не уста­новлено, но они вошли в состав по меньшей мере 15 пехотных дивизий. В Бородинской битве они сражались на батарее Раевского и Семеновских флешах в составе 9 дивизий.

Как известно, после битвы под Бородино, русская армия, осуще­ствив знаменитый марш-маневр, остановилась в Тарутино. Здесь же верховным командованием было подготовлено успешное контр­наступление, способствовавшее тому, что после битвы под Мало­ярославцем в войне наступил ко­ренной перелом. К зиме 1813 года боевые действия вновь прибли­зились к Гродненской губернии. В начале декабря главнокомандую­щий М. И. Кутузов приказал Денису Давыдову и его отряду двигаться к Гродно и освободить город от наполеоновцев.

Подобный приказ был получен и одним из приближенных импера­тора Александра I генерал-адъю­тантом графом А. П. Ожаровским. Интриганы из царского окружения рассчитывали, что взятие графом стратегически важного города уси­лит их позиции в придворном «па­сьянсе». Поэтому в помощь Ожаровскому было придано целое вой­ско. Когда генерал-адъютант с ним подступил к городу и предложил противнику сдаться, то австрийс­кий генерал Фрейлих (коман­довавший также весьма внуши­тельным по численности гарни­зоном, состоявшим из четырех тысяч конницы и пехоты при 30 орудиях), в ответ заявил, что го­род не сдаст, а если ему и придет­ся оставить Гродно, то не иначе, как «предавши огню все провиан­тские и комиссариатские магази­ны, кои вмещали в себе более, нежели на миллион рублей запа­са». Получив отказ, Ожаровский удалился. Следом, 20 декабря к Грод­но подошел Давыдов со своим намного меньшим по численности партизанским отрядом. Имея пе­ред собой многократно превосхо­дящие силы противника, поэт-партизан с ходу огорошил наполеоновцев. Увидев горстку храбре­цов, нагло, с вином в руках, втор­гающихся в их диспозиции, авст­рийцы даже не предположили, что это и есть все силы, которыми располагает Давыдов. Тот им это­го, разумеется, объяснять, тоже не стал. Наоборот, по-хозяйски ос­мотревшись вокруг, Давыдов зая­вил, что он и его люди – лишь малый авангард огромного рус­ского корпуса, который вот-вот подойдет к городу. Если раздаст­ся хоть один выстрел, ни один из подчиненных Фрейлиха родную Австро-Венгрию больше не уви­дит, поскольку в русской армии есть не только казаки, но и очень злые на оккупантов мужики.

Легкий хмель от выпитого, слова Давыдова, взгляд на колоритные фигуры сопровождавших его партизан сумели убедить Фрей­лиха не только не сжигать огром­ные запасы провианта, но и очень быстро оставить город. Внезапно заскучавшие по своей ро­дине австрийцы и венгры сделали это так быстро, что даже забыли предупредить своих союзников. Когда 21 декабря маленький от­ряд Давыдова вступил в Гродно, он не только осво­бодил из плена 467 рядовых и 14 раненых русских офице­ров, но и захватил при этом 661 французского солдата.

Об этой важной военной опера­ции в своей героической биогра­фии поэт-партизан в излюблен­ном легком стиле гусарской по­эзии позже напишет: «Под Гродном он нападает на четырехтысяч­ный отряд Фрейлиха, составлен­ный из венгерцев: Давыдов — в душе гусар и любитель природно­го их напитка: за стуком сабель застучали стаканы и — город наш!!!». А вот как этот эпизод опи­сан в «Записках» двоюродного брата Д. Давыдова генерала А. П. Ермолова (с 1 июля 1812 года начальник Главного штаба русской армии): «Граф А. П. Ожаровский явился с отрядом, предложил сда­чу и получил отказ. С отрядом казаков, значительно слабейшим, партизан Давыдов без чванливых речей придворного человека, не вдаваясь в политику, приблизил­ся к передовой неприятельской стражи, угрожая, если не будет сдан город, атаковать идущим за ним войскам. Послышался звон стаканов между венгерскими гу­сарами, и при брызгах родного им напитка, рука об руку, в знак приязни, с начальством их сделан договор, и город наш. В один час дошли до фельдмаршала рапор­ты: графа Ожаровского, что авст­риец не сдает город, и партизана Давыдова, что город им взят».

Воин-поэт сделал все, чтобы вос­становить престиж своей Родины и посрамить кичливого врага. Немедленно был уничтожен столб, воздвигнутый на площади по слу­чаю занятия Наполеоном Москвы. Та же участь постигла и картины, содержащие «разные аллегориче­ские ругательства насчет России», выставленные во многих окнах и на балконах. Ксендзу (в свое время встречавшему Бонапарта) было приказано произнести в костеле речь, в которой проклясть Наполеона, его войско и союзников и «восхвалить императора российского, на­род и воинство». На­значенный начальни­ком полиции канальный составил список всех чи­новников и обывателей, со­трудничавших с оккупантами. Все они предстали перед Давыдовым, который «говорил им крупно, без запятых и точек, и заключил моно­лог приказанием — идти в русскую церковь молиться за русского царя и благодарить Бога за избавление России».

Гродно, столь удало освобож­денный бравым гусаром-парти­заном, был хорошо знаком Давы­дову. Впервые здесь он побывал еще в 1807 году по приглашению друга - князя Б.Четвертинского, которому императрица подарила расположенное здесь имение. Не­много позднее штаб-ротмистр Да­выдов командовал одним из эс­кадронов Гродненского гусарского полка. Теперь же, после освобож­дения города, уже в чине полков­ника, бравый гусар занимался слу­жебными делами, а свободное время проводил в кругу боевых друзей. Накануне Рождества, с приходом в город новых частей, Давыдов получил приказ высту­пить за Неман в Польшу. После чего, по его словам, он «сошел с партизанского поприща», стал действовать со своим отрядом уже в составе регулярной армии. В Сокулке поэта-партизана нагнал пакет с наградами за освобожде­ние Гродно — орденом Святого Георгия 4-го класса и Святого Вла­димира 3-й степени.

Блестяще проведенная гроднен­ская операция серьезно поможет Денису Давыдову весной 1813 года, когда придворные лизоблюды по­пытаются уволить дерзкого и слиш­ком самостоятельного, по их мне­нию, гусара «за действия не со­гласованные с вышестоящим на­чальством». Однако благодаря тому, что М. И. Кутузов напомнил импе­ратору Александру про гродненс­кий эпизод в карьере Давыдова, царь простил бравого офицера и вернул его в действующую армию. С ней он и вступил в феврале 1814 года в Париж. За военные заслуги Д. Давыдов получил звание гене­рала и многие награды.