| Одной из наиболее ярких звезд на литературном небосклоне Русского Зарубежья XX века была поэтесса Марианна Колосова, родившаяся на Алтае 19 (26) мая 1903 г. в Бийске в семье священника, происходившего из кубанских казаков. Ее настоящее имя – Римма Виноградова. До начала гражданской войны юная Римма жила в Барнауле. Отец ее был убит воинствующими безбожниками, а жених – белогвардейский офицер – расстрелян красными чуть ли не на ее глазах. Сама Римма также участвовала в партизанской борьбе против установившегося в Западной Сибири большевистского режима. Весь 1919 г. и начало 1920 г. она находилась в районе Семиречья – последнем оплоте белых сил на юго-востоке страны. Эту территорию удерживали остатки 2-го Степного сибирского корпуса под командованием генерал-майора Анненкова. После поражения белых, Римма Виноградова навсегда покинула Россию, перебравшись вместе с анненковцами в Китай. Она осела в Харбине и там окончила юридический факультет Харбинского университета. В те годы она начала публиковать свои стихи под псевдонимом Марианна Колосова, которые были очень популярны в эмигрантской среде. Современники называли ее «харбинской Мариной Цветаевой». В тридцатых годах прошлого века один за другим в Харбине и в Шанхае вышли в свет шесть ее поэтических сборников: «Армия песен», «Господи, спаси Россию!», «Не покорюсь!», «На звон мечей», «На боевом посту» и «Медный гул», множество ее стихотворений публиковались в русских эмигрантских изданиях. В Китае Римма Ивановна вышла замуж за бывшего белого офицера А.Н.Покровского, с которым после окончания Второй мировой войны из ставшего коммунистическим Китая перебралась в Латинскую Америку. В конце 1950-х гг. чета Покровских осела в столице Чили. Скончалась Марианна Колосова 6 октября 1964 г. и была похоронена на кладбище в Пуэнте-Альто, пригороде Сантьяго-де-Чили.
Не в самые радостные дни своей эмигрантской жизни Марианна Колосова находила внутренние силы, чтобы говорить о родном с ясным чувством:
Синий сумрак шире, шире! Запад алый – это Русь! Неулыбчивой Сибири Из Китая улыбнусь.
Да, русская эмигрантка Марианна Колосова готова была улыбнуться своей Родине, но вот готова ли была Сибирь улыбнуться ей? Не было к тому повода, поскольку Сибирь эту поэтессу просто не знала. Дело здесь вот в чем. Повивальной бабкой поэтессы Колосовой стала Гражданская война. Проигравшая сторона – Белое движение, раздробленное и оглохшее, в этой раздробленности не понимавшая друг друга, была объединена всего лишь суммарным вектором ненависти к победителю. Осколки колчаковской армии уходили в зарубежье с неистовством, сравнимым разве что с исходом старообрядцев в Сибирь, а то и вообще за кордон российский. Но в стане отверженных всегда неизбежно появление певца, способного выразить вскипающий пафос протеста против смены власти и веры в России. Певцом в русском харбинском сопротивлении Советам и явилась в 30-е годы Марианна Колосова. Уже одни названия сборников ее стихов - «Армия песен», «Не покорюсь!» говорят о направленности ее творчества, с первого взгляда напоминающие призывный политический плакат. Но при вчитывании в колосовские строки обретаешь чувство, подсказывающее - нет, это не плакат, да и не призыв, пожалуй. Это – послание всему русскому миру: и побежденному Белому движению, и победителям, дабы последние знали – есть еще сила непобежденная, утвержденная на вере. И поэтому Колосова в поисках спасения обращается ко Всевышнему:
Пошли нам, Господи, грешным, снова Пробуждающий души грохот гроз! Скажи нам, Господи, такое слово, Чтоб мы задохнулись от слез.
Едино солнце над вселенной, Един над всем живущим Бог; Но мой родной народ смятенный Найти единый путь не смог.
Это не о нас ли сегодняшних печалилась в пыльном Харбине русская пророчица Марианна Колосова? Было бы большой несправедливостью считать ее исключительно трубадуром Белого движения, взывающим к мести, а поэзию нашей землячки воспринимать только как только «динамитную лирику». Нет, художественный талант Колосовой при всем при этом наделял ее способностью выхватывать, вовлекать в рисунок своих строк самые разнообразные движения чувств и состояния душевные:
Словно арестантку под конвоем Разум мою душу стережет. А она, склоняясь над канвою, Свет очей узором отдает.
Отдавать свет очей не может научить никакой наставник и здесь только природа, только естество может быть побудителем движенья, что и подтверждает Колосова:
Безмерна в мире Божья милость, Земная злоба горяча! У жизни днем я петь училась У смерти – плакать по ночам.
Настоящий поэт всегда пророк своей судьбы. Судите сами, на дворе 1930 год, а Колосова пишет:
Ты говоришь, нельзя уйти отсюда? Мы будем здесь, где горе и борьба? Не покорюсь я! Не хочу! Не буду! Под тропиками ждет меня судьба.
Удивительное дело! До переезда Колосовой из Шанхая в Бразилию, а затем в Чили еще два десятка лет, а она уже знает, на какую канву проложена будет нитка ее жизни! Но при этом, опять же предчувствуя, она останется верна возлюбленному: «Зачем мне солнце, если тебя нет?» Так ведь и сталось! В Латинскую Америку она уехала вместе с Покровским, ставшим ее мужем. И еще об одной особенности творчества Марианны Колосовой нельзя не сказать. Она любила Алтай страстно, неистово верно, и чувство это преумножилось в своём накале оторванностью от родной земли. Иначе откуда бы взялись такие строки:
Не Алтайские ли утесы, Не Алтайские ли ветра, Сибиряк мой светловолосый, Провожала тебя вчера?
Или эти:
Не вернуть душе покоя Все же память не губи, Вспоминай село родное, Переплеск реки Оби.
И даже реалии домашнего бытования в пору ранней юности были подспорьем духа для Колосовой на чужбине. Читайте:
И уж пора бы перестать взбираться Всех выше на черемуху в саду. Ведь барышня! Ведь стукнуло 15. А дочка батюшки в деревне на виду!
Она-то о Родине помнила, но Родина не имела понятия о ее существовании тогда и мало знает о ней до сих пор. Сегодня, впрочем, творчество Марианны Колосовой изучают в русском зарубежье, в Ялте и Алма-Ате, в Благовещенске и Владивостоке, книгу ее издали в Ростове-на-Дону, в Москве издали в составе сборника «Русская поэзия Китая», в Филадельфии, наконец, имеется полное собрание сборников ее стихов. Да, много мест на земле, где изучают ее пламенное наследие. Много где… В 2011 году и в Барнауле, наконец, была издана книга Колосовой. Для русского читателя, любителя поэзии имя Колосовой теперь не пустой звук. А это значит, что исполнились ее мечтания зарубежные:
И кто-нибудь, на сотню лет далекий Найдет в архиве пыльном эти строки…
Она вернулась на Родину.
член Союза писателей России
Марианна Колосова (третья справа) среди подруг по Женскому фашистскому движению в 1934 г
СТИХИ МАРИАННЫ КОЛОСОВОЙ
ПОБЕДОНОСЕЦ
Спите спокойные, спите, Я же не в силах спать: Сердца кровавые нити Буду в поэмы сплетать.
В тихой глубинности ночи Мстители - мысли придут… Сердце кинжалы отточит… Пальцы патроны набьют!
Вышью цветными шелками Лозунг России родной. Грозно взовьется над нами Грозный орел боевой.
Белою лентой украшу Шашки стальной рукоять. В битву за Родину нашу Буду друзей провожать.
В радости, в светлом восторге, Верим, надеемся, ждем! Победоносец Георгий Будь нашим Белым Вождем!
НЕ СЕРДЦЕ, А СОЛНЦЕ Далекому атаману…
Из нерастрелянной обоймы Опасность смертная остра! Я знаю, встретимся с тобой мы У партизанского костра…
Россия наша молодая Всегда и всюду впереди, Не сердце принесу туда я, А солнце в трепетной груди.
Я за плечо тихонько трону Того, кто дремлет в стороне. «Возьми винтовку и патроны, Умчись на вороном коне!»
И будут дни тогда часами, Ночами — частые бои. Удача развернет над нами Знамена яркие свои!
Любить и ждать я не устану. Но твой отряд — твоя семья, И удалому атаману Дороже Родина, чем я…
И за тобой уйду я в горы — Твой вестовой, твоя сестра… Я верю, встретимся мы скоро У партизанского костра!
УЛЫБКА СМЕРТНИКА
Вспоминая тебя, Владимир Р.
За большое, за Русское дело Мы вместе на подвиг вышли. Ты погиб… А я уцелела. Ты мне грех невольный простишь ли?
Горький твой, но завидный жребий! Не поймешь ты мою усталость… Я забочусь о крыше и хлебе, Потому что… я жить осталась.
Но я помню, сквозь две решетки На последнем нашем свиданье Ты улыбкой милой и кроткой Ободрял меня на прощанье…
И взялась откуда-то сила, Не страшили тюрьма и голод: Бывшим анненковцам носила Из Заречья патроны в город!
И в ограде, на сеновале, (Тут же, близко с тюрьмою рядом!) У меня не раз ночевали Партизаны белых отрядов.
Ах, тогда не могла понять я, Где взяла я храбрость и силу, Когда в лес для повстанцев-братьев Я оружие тайно носила.
…Почему я смотрю так строго? Потому, что страдала много… Потому, что сквозь две решетки Улыбнулся мне смертник кротко…
ДЕРЖАВНОЕ ЗНАМЯ
Пылала Русская Держава… Пожар полмира озарял! Но не погибла наша слава И стяг трехцветный не упал.
Мы унесли его оттуда И никому не отдадим. Как честь свою, как веру в чудо, Мы знамя русское храним!
Героям солнце светит в очи. Пути иные. Цель — одна. Пускай у храбрых жизнь короче, Им слава вечная дана.
Взглянув на пройденные тропы Вспомянем прадедов сейчас: Пол-Азии и пол-Европы Отвоевали вы для нас!
Страна родная, край любимый, Должны мы жизнь свою отдать, Чтоб вновь Великой Неделимой Державой ты могла бы стать!
ПРИЧЕТЫ
Друг погиб в Трехречьи… А который счетом? Весть о нем встречаю Горестным причетом…
Над чужой печалью Душу надрывая, Я свои потери Вновь пересчитаю:
Ах, волос любимых Золотые пряди Ветер поразвеял Где-то в Петрограде!
А в родное сердце Вражеская пуля Врезалась случайно Где-то в Барнауле!
Брата дорогого – Горе мое, горе! – Злобные мадьяры Утопили в Хоре!
А родную душу (Страшно молвить имя!) Пыткой истомили Вороги в Нарыме.
Ночью не замолкнут Горестные мысли, А погибших близких Всех не перечислить…
И ЗА НИХ НИКТО НЕ ОТОМСТИЛ?
Оглянись на Родину мой брат: Слуги сатаны еще царят, Русские во власти темных сил. И за них никто не отомстил?
Оглянись мой милый друг и брат, Оглянись на миг один назад, Много там заброшенных могил. И за них никто не отомстил?
Стало крови больше чем воды. На земле кровавые следы. Кто-то Русских мучил, Русских бил. И за них никто не отмстил?
Гибли наши братья и отцы - Храбрые и честные бойцы, Злобный враг их всех перегубил. И за них никто не отомстил?
Оглянись на Родину мой брат, Слуги сатаны еще царят, Русские во власти темных сил… И за них никто не отомстил?
ПО ПАТРОНЧИКУ — ЗА КРОВИНОЧКУ
Складка горечи возле сжатых губ… Неужели цель не намечена? Заострите глаз, отточите зуб! И сказать мне вам больше нечего…
Если сын сидит где-то в Вологде, Если брат убит в Петропавловске, Надо чаще думать о вороге — Не по-кроткому, не по-ангельски,
Не по-кроткому, голубиному Надо думать думу заветную, А по-мудрому, по-змеиному Свою месть обдумать ответную.
И не ветра стон — это стон души… Затерялось солнце за тучами… В яме каменной на полета аршин — Соловецкий великомученик.
То не брат ли твой и не сын ли там? Не отец ли твой задыхается? Головою бьет по сырым камням, За клочки соломы цепляется…
Над страдальцами Соловецкими, Над нарымскими заточенными, Над слезами невинными детскими Издеваются «вохры» с «чонами».
Море — волнами, небо — тучами… А восток — кровавыми зорями… Чью-то мать во Пскове замучили… А сестру в чека… опозорили!
Губы сжатые. Сердце молотом. Слово черное, да зловещее… Если сердце твое расколото, Втисни ненависть в эту трещину.
Не по ельникам, по осинникам, Не в кубышечку, не в коробочку — Ветерок сберет по полтиннику На патрончики, на винтовочку!
За ложбинками, за пригорками Проползет лихой потихонечку… По патрончику (очи зоркие!) За старушку-мать, за сестреночку!
По патрончику — за слезиночку! И за каждого из замученных. По патрончику — за кровиночку! Из винтовочек — пули тучами!
Так чего же вам еще спрашивать? Неужели цель не намечена? Или — с этими… Или — с нашими! И сказать мне вам больше нечего.
ЗА ОБИДУ
По ночам я о многом думаю, На подушку слезы роняю, Но маленькую личную беду мою К общей не приравняю.
На чужбину шквалом отброшены, Оглушенные гулким громом, Раскатились мы, как горошины, В поле чуждом и незнакомом.
Не люблю я запаха ладана, Рано петь по нас панихиду, Будет день: нежданно-негаданно Отомстим за нашу обиду!
Не за ссылку за нашу дальнюю, Не за горечь отдельной драмы — За обиду национальную, За поруганные наши храмы!
За все то, что русскому дорого, Что для сердца русского свято, — Отомстим мы жестоко ворогу В грозный год Великой расплаты!
БЕГЛЕЦ
Голубели амурские воды В этот тихий вечерний час. Он бежал из «страны свободы», Чтоб свободно вздохнуть хоть раз!
Не убил, не виновен в краже, И душа чиста у него. Но страшней пограничной стражи Во всем мире нет никого.
Черный лес обрисован четко, Не шелохнется даже лист. Где-то близко ждет его лодка, Перевозчик-контрабандист.
Вот уж близко, но бьется сердце... До свиданья, советский рай! Ведь не просто лодка, а дверца Из «страны свободы» в Китай...
Но в кустах запрятанный ловко, Притаившись кто-то сидел. И чьей-то угрюмой винтовкой Был взят беглец на прицел.
И вот здесь... На пороге воли Обожгло нежданное «стой!» Захлебнулось сердце от боли Кровяною волной густой.
Зазвенело в ушах: «Успею!» Перевел дыханье... Прыжок! Грянул выстрел! Второй! Скорее! И упал он лицом в песок...
Не успел. И больше не встанет... Значит, весело дома жил? Кто же душу твою изранил? А потом у границы... добил?
Рассказали амурские воды Думу мертвых открытых глаз: - Он бежал из «страны свободы», Чтоб свободно вздохнуть хоть раз!
НА СМОТР К ГОСУДАРЮ
Памяти генерала Плешкова
Зарыдали, запели печальные трубы Над последним прощальным обрядом… И шептали тревожно дрожащие губы: «Он ушел к Государю с докладом»…
Гробовая покрышка приподнята выше, Провожают соратники – брата. И в сердцах раздается печальное: «Тише! Сохраним о нем память мы свято!»
Ослепительным блеском на лезвии шашки Уходящее солнце сверкает. Седовласый боец генерал без фуражки Генерала на смотр провожает…
И когда зарыдали печальные трубы, Когда колокол мерно ударил, Прошептали опять чьи-то скорбные губы: «Он ушел к своему Государю»…
Боевой генерал перед светлые очи На смотру Высочайшем предстанет, Скажет: «В тихие дни я и в бурные ночи Был в Твоем Государевом стане!
Я любил свою Родину, Русь дорогую, Был я верен Тебе в эти годы! И не продал я шашку свою боевую, Свою Русскую совесть не продал!»
Зарыдали, запели печальные трубы, Когда колокол мерно ударил… В третий раз прошептали дрожащие губы: «Он ушел к своему Государю»…
НЕ ПОКОРЮСЬ! В глухую ночь, как летописец некий, Записываю горе наших лет; А днем ищу я в русском человеке Неизгладимый, негасимый свет.
Трагическая доля Ярославны – Мой горький плач о гибнущих в бою... Но тем, кто пал бесцельно и бесславно, Ни слез моих, ни песен не даю.
Живу. Люблю. И верую по-детски, Как должен верить русский человек... Но жив во мне строптивый дух стрелецкий, – Его ничем не вытравить вовек.
А Русь молчит. Не плачет... и не дышит... К земле лицом разбитым никнет Русь... Я думаю: куда бы встать повыше И крикнуть «им»: – А я не покорюсь!
Не примирюсь я с долей Ярославны! И пусть пока молчит моя страна, – Но с участью печальной и бесславной Не примирится и она!
РОЖДЕСТВО НА ЧУЖБИНЕ
Во Франции, в Чили, в Китае Звучит наш певучий язык. Но каждый о Доме мечтает, К чужбине никто не привык.
Никто никогда не решится Россию навеки забыть. Нельзя по – чужому молиться И быт неродной полюбить.
И в церкви в рождественский вечер, Покорная горю и злу, Я, сгорбив усталые плечи, Поплачу тихонько в углу…
У женщины русской осталось Прибежище тихое – храм! И я свою боль и усталость Сюда принесу и отдам.
«Дай, Господи, - сердце звенело, - Услыши молитву мою! Мужчинам на родине дело, А женщинам храм и семью!»
Горят пред иконами свечи… Сегодня родился Христос! Но нам в этот радостный вечер, Нельзя удержаться от слез…
МОЙ ЩИТ
Утомленная долгой борьбою, Боль и страх от врагов затая, Как щитом, я укроюсь Тобою, Православная вера моя!
И во мраке глухом преисподней, И в просторах безбожной страны Осененная волей Господней Не погибнет душа без вины.
Я упасть под мечом иноверца И сгореть на костре не боюсь За Христово пронзенное сердце — За тебя, Православная Русь!
НЕОТРЫВНАЯ
Не пленница и не рабыня, Но каждый час и каждый год Я от рожденья и доныне – Твоя, великий мой народ!
Русь, о тебе вдали тоскую, Любовью кровною люблю, На веки вечные родную, На веки вечные мою!
И в грохоте чужих историй Твоя история близка. Твое - мое и наше горе. Твоя - моя – одна тоска…
И в ненависти не одна я: Мой дух в холодной тьме узрел, Как отдает моя родная Своих героев на расстрел…
Национальные герои Прославят родину мою. Им вечный памятник построю И цоколь песней обовью!
ПУТЕМ ГЕРОЕВ
Склоняюсь пред бумажным ворохом, Чтоб от забвения спасти. Той крови цвет, тот запах пороха, Те легендарные пути…
Чтоб над исписанной бумагою Другие, головы склонив, Прониклись той, былой отвагою, Почувствовали тот порыв.
И в каждом доме, в каждой комнате, Где люди русские живут, Пускай звучит печально: «Помните Погибших подвиг, жизнь и труд».
Пусть эта память, как бессонница, Тревожит шепотом людей, О том, как гибла наша конница От большевицких батарей…
Устали от житья унылого, От горьких и голодных дней, Но тень погибшего Корнилова Нам стала ближе и родней.
Смерть за Россию — доля Царская! И помнить будем мы в века О том, что пули комиссарские Пронзили сердце Колчака!
Уйти от омута нелепого, От этой будничной тоски — Погибнуть гибелью Кутепова От злобной вражеской руки…
От себялюбия унылого Веди нас, Божия рука, Путем Кутепова, Корнилова И адмирала Колчака!
БЕССМЕРТНИК
У далекой реки, Где живут и колдуют шаманы, Берега высоки И прозрачны ночные туманы. Высоки берега, Над водою — обрывы крутые. И темнеет тайга Со времен Ермака и Батыя.
Со времен Ермака… Молчаливы степные курганы, Молчалива река, Где звенят бубенцами шаманы. И другие живут, Но другие попали случайно, И они не поймут Величавую древнюю тайну. Тайну старой тайги, Где ночные опасны засады, Не отыщут враги Драгоценные русские клады.
Первый клад Иртыша, Что лежит, в волны темные канув: Боевая душа Ермака, победителя ханов! Охраняет тайга Клад второй: молодую Россию! И пугает врага Мрачным шумом лесная стихия… Реки, степи, леса… Сколько воздуха, солнца и шири! И звенят голоса Старой песней о Русской Сибири!
И казак удалой Из безвестной сибирской станицы Рисковал головой, Охраняя родные границы. «Жили мы на Оби… — Так рассказывал дедушка внуку. — Ты свой край полюби За красу, за отвагу, за муку!» Там бессмертник цветет, Там шаманы звенят бубенцами… Все чужое умрет, Все родное — останется с нами.
БОР МОЙ
Плачу над грушей дюшес, Сгорбилась в горе великом: Где ты, родимый мой лес, Папоротник, земляника!
Право, смешной разговор: Я разлюбила бананы. Бор мой, сосновый мой бор, Запах медовый и пряный!
Может быть, в этом году (Дай помечтаю немножко!) Утром на зорьке пойду В рощу с плетеным лукошком.
Как это мог ты забыть? Тише… в лесу — это в храме! Буду сбирать я грибы И воевать с комарами.
Лес мой, родимый мой лес! В горести сгорбила спину… Видно, попутал нас бес И уволок на чужбину.
Грусть мою, русскую грусть Выпущу птичкой из рук я. Допьяна нынче напьюсь Новой печалью — разлукой.
Склоны отвесные гор… Нет, уж не песней, а криком: — Бор мой, сосновый мой бор, Папоротник, земляника!..
В БАРНАУЛЕ
Это было в старом Барнауле. Правду всю скажу, не утаю; Это было там, где чья-то пуля Догоняла молодость мою.
Серебром украшенная сбруя, Расписная золотом дуга… Там, у жизни милый час воруя, Мчались мы сквозь легкие снега.
Чью-то душу ранили глубоко. Навсегда. Бессмысленно и зло… Под сосной сибирской одинокой Чье-то счастье снегом замело.
Молодой и храбрый, не твое ли Счастье под сугробом снеговым? Не шатайся, не клонись от боли,- Нелегко в России молодым!
Тяжело в России молодому С непокорной русскою душой! Никогда не жалуйся чужому, Что на свете жить нехорошо…
Мчат по снегу кони вороные! Та дорога сердцу дорога… Крепости мелькают ледяные, Да летят сыпучие снега.
Поворот. Знакомая дорожка. Городок, похожий на село… Сколько снегу под твое окошко Барнаульской вьюгой намело!
Ты в дохе, накинутой на плечи, С побледневшим радостным лицом Синеглазой девушке навстречу Выходил поспешно на крыльцо.
НА АЛТАЕ
Отдохнем от жизни, помечтаем, Ты, как я, немного фантазер. Будем жить с тобой мы на Алтае Около сапфировых озер.
Вдалеке от скуки современной В душу радость ясная сойдет. Мы построим домик пятистенный Обнесем заплотом огород.
Буду печь я вкусное печенье, Ты – читать газеты у стола. И придет в гости, в воскресенье, Батюшка из ближнего села.
На обед гостям уху сварю я, Заколю цыпленка пожирней. И расскажет матушка, горюя, Что украли курицу у ней.
Всколыхнет июльский горный ветер Тюлевую штору на окне… И скажу я: «Счастье есть на свете, Это – жизнь в отеческой стране!»
Знаешь, я наплакалась, мечтая О крутых вершинах синих гор. Это будет, милый, на Алтае, Около сапфировых озер…
СЛОВНО СОН…
В темный бор пойду я «по грибы», Туесок брусники наберу. От людей, от злобы, от борьбы Хорошо бы спрятаться в бору. На опушке пасечник живет, С золотыми пчелами дружит. В шалаше прохладно. Свежий мед В деревянной чашечке лежит.
Хорошо с пшеничным калачом Вечерами чай пить у костра. Хорошо не думать ни о чем, Жить сегодня так же, как вчера.
Только ночью, лежа в шалаше, Я боюсь, что сразу не уснешь, Снова город загудит в душе, До рассвета память не уймешь.
Будут сниться городские сны О деньгах, о злобе, о борьбе, И на языке чужой страны Буду бредить, друг мой, о тебе.
А проснусь - уж солнышко взошло! Словно сон - чужие города. И скажу я деду: «Все прошло. Я в России. Дома. Навсегда!»
Марианна Колосова и генерал Косьмин в Харбине в 1920-е гг |
Свежие комментарии